7 легенд Царскосельского лицея
31 октября 1811 года в Царском Селе открылся самый известный в истории
России лицей. По легенде, умирающий Пушкин сожалел, что рядом с ним нет его
лицейских преподавателей. Читаем 7 легенд о порядках Лицея и приключениях
лицеистов.
1
Трико
Царскосельский лицей был закрытым вузом со строгим распорядком дня, и во
время учебного года выезжать из него было запрещено. Все воспитанники
находились на полном пансионе.
Но лицеисты, конечно, не раз пробовали удрать в "самоволку", оставив
дома своих воспитателей. Так, однажды Пушкин и Кюхельбекер решили уехать в
Петербург, но никак не могли отделаться от настойчивого гувернера по фамилии
Трико, который следовал за ними. Подъехав к заставе, Пушкин должен был
назваться, и он доложил: «Александр Однако!» Заставный записал фамилию и
пропустил его. За ним следовал Кюхельбекер. На вопрос, как его фамилия, молодой
человек сообщил: «Григорий Двако!» Заставный засомневался, но записал фамилию и
пропустил юношу. Но когда несчастный гувернер на тот же вопрос чистосердечно
ответил: «Трико!», заставный вышел из себя и закричал: «Один за другим–
Одна-ко, Два-ко, Три-ко! Шалишь, брат, ступай в караулку!» Неудачливый Трико
просидел целые сутки под арестом, а Пушкин с другом наслаждались Петербургом
одни.
2
Клички и розыгрыши
Несмотря на то, что в Лицее училась "золотая молодежь", дети
очень уважаемых людей, они не всегда называли друг друга, как это было принято
у дворян, по фамилии. Целая коллекция подпольных кличек, легких для расшифровки
и не очень, была у лицеистов. Пушкина, например, называли "французом"
за его любовь к французской поэзии и языку (как известно, Пушкин до самой
смерти так ни разу и не был за границей). А еще - "Обезьяна с
тигром", "Сверчок"... Иван Ивановича Пущина прозвали “Жано”, а у
Вильгельма Кюхельбекера было несколько кличек, причем не самых приятных –
“Кюхля”, “Глиста”... К слову, на Кюхельбекера сохранилось больше всего
эпиграмм, и некоторые из них печатались даже в "Лицейском мудреце".
Однажды Пушкин написал там: "Писатель! За свои грехи/ Ты с виду всех
трезвее:/ Вильгельм, прочти свои стихи, /Чтоб мне заснуть скорее".
Обиженный Кюхельбекер побежал топиться в пруду. Его успели спасти. Вскоре в
"Лицейском мудреце" нарисовали карикатуру: Кюхельбекер топится, а его
длинный нос торчит из пруда.
3
Клюквенная дуэль
Все из-за тех же неудачных стихов дело однажды дошло до дуэли. Кюхельбекер
часто навещал Жуковского, лицейского преподавателя и поэта, донимая его своими
стихами. Однажды Жуковский был зван на какой-то товарищеский ужин и не пришел.
Потом его спросили, почему он не был, поэт ответил: "Я еще накануне
расстроил себе желудок, к тому же пришел Кюхельбекер, и я остался дома..."
Пушкин, услышав это, написал эпиграмму:
За ужином объелся я,
Да Яков запер дверь оплошно –
Так было мне, мои друзья,
И кюхельбекерно, и тошно
Кюхельбекер за такое оскорбление, разумеется, потребовал дуэли! Дуэль
состоялась. Оба выстрелили. Но пистолеты были заряжены... клюквой.
4
Пирующий Галич
Друг всех студентов, неутомимый собеседник, преподаватель психологии Галич
- одна из ярких учительских фигур Лицея. Его лекции проходили в форме бесед,
горячих споров, в достаточно непринужденной обстановке. Изучать труды античных
классиков для него было "трепать лавры стариков". Корф называл его
"предобрым и презабавным чудаком", а лицеисты просто обожали. Галич
был педагогом, встречавшимся со учениками не только в аудиториях, он участвовал
в их пирушках и застольях, провоцировал философские диспуты и соревновался с
ними в ораторском искусстве. Этого педагога не раз поминает Пушкин в своих
стихах, чаще всего шуточных:
Апостол неги
и прохлад,
Мой добрый Галич,
vale!
Ты Эпикура младший брат,
Душа твоя в бокале.
5
Лицейская выручка
Несмотря на то, что сам Пушкин к моменту выпуска в 1817 году был по
успеваемости двадцать шестым из двадцати девяти учеников, "в российской и
французской словесности, также в фехтовании" он показал превосходные
успехи. Среди юных лицейских поэтов он был одним из лучших, и существует
множество легенд о том, как остроумно он мог подчеркнуть это. Например, однажды
лицеист Неведомский, очень слабый в поэзии, должен был написать стихи о восходе
солнца для преподавателя риторики Н.Ф. Кошанского. Бедный ученик смог выдавить
из себя лишь первую строчку семистопного стихотворения: "От запада встает
великолепный царь природы" - и, отчаявшись, обратился к Пушкину за
помощью. Вот как юный Пушкин продолжил этот стих и "помог" своему
сокурснику:
"От запада встает великолепный царь природы.
Не знают — спать иль нет? — смущенные народы.
Неведомский — поэт, неведомый никем,
Печатает стихи неведомо зачем".
6
Запрет на очки и почетное место
Очки в начале девятнадцатого века вошли в такую моду, что их носили даже
те, у кого было стопроцентное зрение. У остальных же взгляд через
увеличительные стекла вызывал страх, т.к. считали, что через них можно
рассматривать изъяны, не видные обычным глазом. Московский главнокомандующий
граф Гудович, завидев человека в очках, посылал к нему слугу со словами, что
здесь нечего разглядывать и очки можно снять. Взгляд сквозь очки на даму или на
старшего по чину считался дерзостью, и потому лицеистам уж тем более было не
положено носить их. Страдал от этого Дельвиг, у которого действительно было плохое
зрение и который, выйдя из Лицея и приобретя очки, по легенде, воскликнул, что
не все женщины, оказывается, писаные красавицы!
В классах и в столовой лицеистов рассаживали по поведению и успехам. «Блажен
муж, иже/ Сидит к кафедре ближе» – так говорилось об этом в лицейских песнях.
7
Державное благословение
В этой легенде нет шутки, она, наоборот, исполнена серьезного величия и
торжества духа. Но несколько минут Пушкинского публичного экзамена стали
притчей во языцех и неустанно рассказываются. Речь идет об экзамене, на котором
Пушкин читал свои стихи "Воспоминание в Царском Селе", а пожилой
Державин, присутствовавший в комиссии, подвинувшись к нему и склонив свое ухо,
внимательно слушал. Трогательно описывает это друг поэта И.И. Пущин, или, по-лицейски,
Жано:
“…Державин державным своим благословением увенчал юного нашего поэта. Мы все,
друзья-товарищи его, гордились этим торжеством. Пушкин тогда читал свои
“Воспоминания в Царском Селе”. В этих великолепных стихах затронуто все живое
для русского сердца. Читал Пушкин с необыкновенным одушевлением. Слушая
знакомые стихи, мороз по коже пробегал у меня. Когда же патриарх наших певцов,
в восторге, со слезами на глазах, бросился целовать поэта и осенил его курчавую
голову, – под каким – то неведомым влиянием, благоговейно молчали. Хотели сами
обнять нашего певца, – его уже не было, он убежал”.
Екатерина Оаро
http://russian7.ru/2013/10/7-legend-carskoselskogo-liceya/
