Поезд прибыл на станцию в полдень.
Здесь все, как и прежде: старый вокзал, запорошенные снегом скамейки.
Только березки, одиноко стоящие у перрона, стали еще кудрявее и
стройнее. Их шелковистая вата снегов нежно румянилась в лучах
февральского солнца. Я улыбнулась им, как давно знакомым подружкам и
поспешила домой, к маме, в маленькую деревушку.
Дорога вела через поле и небольшую рощицу. Я почему-то взглянула на
туманный круг около солнца и вспомнила, что бабушка всегда говорила, что
это к метели. До моей деревеньки километров пять, но дорога была, явно
давно не чищенной, и мне совсем не хотелось оказаться одной на
проселочной дороге в метель.
Ускорив шаги, я вскоре оказалась в знакомой мне с детства сосновой
рощице. В ней все белым-бело. Ярко блестит зеленый бархат игольчатой
хвои, отливают белизной ажурные верхушки сосен.
На снегу то и дело вижу цепочки крестиков. «Неужели глухари прилетели
сюда из ближнего леса?», – подумала я. Весну, верно, почуяли.
Словно мне в ответ застрекотали сороки: чек-чек-чек; затренькали синицы: зинзивер, зинзивер, зинзивер, ц-ц-ци-пррр.
Разбередили мне душу пернатые певчие, но некогда мне их слушать! Пытаюсь идти еще быстрее, успеть бы до метели!
Вот и околица, первые дома, кривая в сугробах улица, по которой, видимо,
с утра, кто-то проехал на санях. Кругом пышные причудливые сугробы.
Ноги утопают в снегу, но я почти бегу…. Вот и родительский дом, знакомая
калитка, и даже, наверное, наши деревенские старожилы - воробьи,
которые, словно приветствуя меня, оживились и весело расчирикались на
пригретой стороне карниза.
В глазах сине от свежести деревенского воздуха и льются слезы радости от встречи с мамой.
… В три часа дня разыгралась метель, которая утихла только к вечеру, но
мне не сидится в теплом доме. Мне так хочется пройтись по улице моей
родной деревни! И вот я тихонько бреду по снежным сугробам к моей
крестной Груне, а все вокруг пахнет весною
