|
Кореньков Иван Иванович.
О Чимкино: «Не признашь сразу место-то».
...В Чимкиной была деревня, в ней 13 домов. Там поживут родители, поживут, потом переедут в Тугаску, в Тугаске поживут год-два, – опять в Чимкино поедут. Вот таким путём нас возили.
...Не признашь сразу место-то, чё-то не признашь... Тут дома, деревня есть деревня, – всяко, кто где хочет – тот там и построится. Не то, что так – прямая улица, а один дом тут, другой тут стоит. Оно в куче, но не по порядку, не по-городски, без улиц.
...Вот где трактор идёт – там стояли два дома Саломатиных, это дяди они мне, два брата жили. Вот в этом месте избушечка была – тут поп жил. У того прясла тоже дома стояли. Тут ручей, и здесь ручей, и вот, где трактор идёт, – тут уже кончалась деревня. Ну, 12 домов – много места займут там?! Всё тут так и было. Огороды все были там, на задах вообще. Стайки, конечно, бани у кого, всё это было. У кого дом похож на дом, у кого на избушку, всяко так. Раньше больши мало кто строил, всё маленькие.
О промыслах и хозяйстве: «Хватало на нашу семью… 10 человек».
...Раньше строились – где угодья хорошие, где рыба рядом, сено, чтоб скота держать. Тут же – переехал Быковую – коси. Отъехал немного – пожалуйста – рыбу лови. И так же там, в Тугаске. В Сытоминой трудней с угодьями. В Сытомино кто рыбачит? Никто. Все ездят вот по таким местам, по старым деревням, где стары деревни были, там и угодья все. Кушникова была – у них кедровый бор, и угодья рыбацкие.
...Когда доверяли мне ружьё, дак охотился, ходил, стрелял чё-то. С дедом начал, когда маленько подрос, на рыбалку ездить в обласу, тогда ж моторов не было.
...Рыбалка, охота, больше чем родители занимались? До колхозов. У нас было 5 лошадей, 3, чё ли, коровы, и штук 30 овечек. Хватало на нашу семью, и никто нас не раскулачивал, никто к нам не придирался... 10 человек: 6 детей было, дедка с бабкой, отец с матерью.
О заготовках, поездках в Тобольск и бражке.
...По ихним рассказам – вот лето, осень, ловят рыбу, мясо заготовляют, то, друго. А в зиму, когда дорога направляется, дед, он любитель был ездить-то, лошадей трёх запрягает или четырёх и едет в Тобольск. Вот это всё они продадут – рыбу, мясо, чё отсюда увезут, а там набирают то, что нужно для хозяйства, прожить чтобы. Всё, что мы здесь покупаем, – и соль и керосин, и хлеб и муку, и крупу, и всё необходимое.
...Пили бражку только, нажимали, всё свою, собственную, каждый праздник. В Чимкиной раньше, вот Рождество, Пасха – делают, готовятся. И вот, пока всю деревню, все дома не обойдут, неделя там уйдёт у них, две ли, – всё ходят, пьют, поют. Вот так.
О последнем жителе Чимкино.
...Когда уж вся деревня разъехалась, ещё он остался, один человек тут. Телеги делал, колёса к телегам. Продавал, кому надо. Раньше ведь всё на лошадях, всё на телегах, не было больше никакой техники – летом телегу надо, зимой сани. Он делал. Вот он тут на отшибе жил, самый последний, он не выехал, он умер тут. У него был сын и дочь... Вот эта яма и есть, наверно. А потом уж, когда он умер, тогда всё – больше ничё тут не было.
...Вот огороды, так вот сразу за пряслами – там один дом стоял, избушка, и вот за ним кладбище было... Не могу я показать без крестов... Ну, где-то вот в этом районе, в пределах таких... Ни одного креста, ничё тут. А счас каки холмы? Счас ямы искать надо, обвалилось же всё давно.
...А деревня вся на берегу. Там ведь сломало маленько берег-то, подальше туда берег-то был, дома-то все там стояли. Вместо домов огород сделали, всё перепахали. Сначала колхоз репу садил, репа больша была там, бегали отсюда, дёргали её. А потом, постепенно, заглыхало это дело, и всё... счас только один Коля Бортвин садит там картошку. Вот и всё, так и заглохла деревня.
О Чуркиных.
...Мне тогда было 5 лет. Когда привезли <спецпереселенцев>, мы в Чимкиной в то время жили. Расселяли по местным жителям, вот этих всех, привозных. У нас на квартире две семьи стояло – Чуркины, Авдей и Пётр, два брата их было. Они у нас там пожили, пока здесь дома им дали.
О школе: «У меня была из мешка сумка сшитая».
...В 32-м, что ли, году, колхозы-то начались – всех в колхоз собрали. Переехали в Сытомино, здесь построили домишко, сначала купили, потом добавили. А моя работа была в школу ходить. У меня была из мешка сумка сшитая, холщёвая, ещё мы в Чимкино жили, оттуда бегали два-три года сюда. А переехали, дак тут уж рядом было. Вот здесь, на берегу, котора уже падат, этот дом-то <Кудряшовых>. Вот тут я 2 класса, потом 2 класса – где Пухленкин Ваня живёт, там проучился.
...Первая у меня учительница была Субботина Анастасия Григорьевна. В третьем классе и в четвёртом был Чагин Иван Фёдорович. Русский, арифметика там, география, так вот, немножко. Не то, что счас... Счас трудней, конечно, раньше проще было учиться.
...А в 5-й класс пошёл уже в эту школу, в Зарямскую. До первой четверти проучился, и всё, тут уже я в колхоз ушёл, больше не стал учиться. Отец умер в 38-м году, брата в армию взяли, нас было пятеро... так что я остальное время до армии – колхозник.
О колхозе: «На рубль мы жили».
...Раз мать в колхозе была, дак мы куда девамся? Сытоминский тут организовали колхоз. Было 16 коров, да, наверное, 12 лошадей, в общем – кто чё приведёт, кто корову, кто лошадь – всё в колхоз. Вот на этом и работали, сено косили, так и жили, потихоньку.
...Сначала я почту-верёвочку возил, любил на конях ездить. А когда маленько подрос, стало мне уже 14-15 лет, – меня взяли на рыбалку. Рыбачил всё время: зимой, летом. Летом мало дома бывал – то на рыбалку уедешь, там живёшь неделями, приедешь, побудешь день дома, да опять уедешь. То на покосе, живёшь там.
...На Заряме по 3 рубля был трудодень. Это большие были деньги. Кто как работал ведь! Вот если они работали, председатель у них нормальный, и всё... Но у нас – пока привыкали к этому общему труду, к коллективному, – так и работали, трудодень был 20 копеек. Мать робит-робит, а получать нече было совсем. Кого там! Я стал тут маленько помогать чё-то, чё мне за почту начисляли, – трудодень в конце года обойдётся, рубль, дак ладно. А рубь-то этот – его авансом выберут. Хлеба-то не на что брать, она вот идёт к председателю – дали там рубь. Ну, говорят родители, что за 25 рублей можно было корову купить, лошадь там. На рубль мы жили, если она принесёт рубль – мы хлеба возьмём на него, и то-другое, нам хватало раньше рубля-то этого. Счас-то рубль не говорят, счас только по тыщам, уже на миллионы перешли, а раньше-то копейки были все в цене.
О полях: «Я тут сам-то, как будто новый человек».
...В 30-х годах переселенцы приехали, построились. Потом тут ещё народ подъезжали, строили. Вот это у нас поле было, тут садили и картошку и овёс и всё. А в эти годы всё застроили, абсолютно, и всё поле, и ещё не хватает земли, в лесу строят.
...Здесь <на Большом поле> всё выкорчевали, Зарямский колхоз пахал. Наверно под овёс, больше-то чё, у нас ничё не росло, овёс вот рос мало-мало. Вот здесь не было дороги, вот здесь только дорога была, вот эта. А счас вот туда всё дороги и там дороги и... Я тут сам-то, как будто новый человек.
...В этом месте <на Смоляном поле> – это Зарямского колхоза заимка была, небольшой двор стоял. Они здесь скота рогатого держали, года два-три он всё тут жил, этот скот... У-у, так тут березник-то, ёлки-маталки!.. И вот это они поле распахали для чего-то тоже, толи картошку садить, толи что... Так вот оно потом потихоньку-потихоньку всё рушилось, а делать-то не делалось ничего. Так всё и рассыпалось, пошло на унижение всё дело... Зарастает всё, где есть возможность.
...Когда переселенцы-то приехали, дак они клуб сделали, школу вот эту. А потом-то тут магазины стали делать и продукты завозить.
О транспорте: «Вот такое передвижение».
...Здесь основной транспорт пароход был. Он ходил от Омска до Томска, рейс у него был. Если, допустим, от нас туда ушёл – на 15-е сутки придёт назад. Вот так, идёшь к этому берегу, к этому времени уже готовишься, если тебе ехать надо, – уже должен вот-вот прийти пароход. Как загудит – так все, бегом. Как праздник, большой был праздник, все работу бросали, все полевые. И всё – подошёл, сел, поехал дальше. Вот такое передвижение. Ну а потом, через скорое время, трамвайчики появились, стали ездить на трамваях. На трамваях ездили-ездили и «Ракеты» появились. Так вот, из года в год.
...Раньше тут и не летали <самолёты>, не гудели сроду. Каки тут самолёты?! Знали, нам же в школе рассказывали, что есть самолёты, и паровозы есть, и поезда там, всяки разные.
О войне: «…что попадётся нам, то и бомбили».
...Мне армия больше запомнилась, чем эта гражданка.
...У нас рыбалка, съездили за мной туда, за 15 километров, там осеновал. Катер пришёл, нас там двоих посадили и привезли сюда, здесь мы побыли и повезли в Сургут. Но нас отпустили, правда, до дому, а потом, когда лёд уже пронесло, пароход пришёл – забрали. Я уж теперь не помню, сколько нас из Сытомино, Сургутского района человек 300 было на пароходе. Всех собрали. Посадили в этот пароход, поехали на Омск, тогда на Омск ездили, там всё, а в Омске уж растолкали кого куда.
...Сначала в школы, потом учиться отправили на воздушного стрелка. 3 месяца проучился и попал я в боевой полк – в 10-ю гвардейскую дивизию. Я начал войну от Киева, всю Украину западную, Львов город, потом Молдавию, с Молдавии в Румынию, с Румынии в Венгрию, с Венгрии в Югославию. И вот в Югославии у меня закончилась война. Там обучили югославов, сдали им технику и повезли нас сюда, домой. Нас, вообще-то, на восток повезли, доехали до половины – вернули под Турцию, на Кавказ. Там война не состоялась с Турцией, и я там ещё прослужил 4 года, и в 49-м приехал домой.
...Сделал 100 боевых вылетов. Год на передовой. Там всё одинаково – утром вставай, тебя увезут, там в самолёт садись и пошёл вперёд. Бомбили объекты, передовую линию и станции железнодорожные, что попадётся нам, то и бомбили, куда направят. 2 раза сбивали нас, самолёт подбивали, на вынужденную садились мы. Ну, ничё, всё благополучно обошлось, самолёт отремонтировали, потом пригнали снова, опять начали летать.
...Никто ни о чём не думал – когда кончится, тогда и кончится. Сначала гнали нас хорошо, а потом мы погнали их. Вот, тянулось столько время.
«Вот счас, на пенсии, лучше живу».
...Когда из армии пришёл – я уже больше в колхоз не пошёл. Я пришёл в 49-м, здесь уже был рыбзавод, был госбанк. А я ещё больной был, с месяц поболтался туда-сюда. А потом в Госбанк устроился охранником, там работал. А потом и пошёл по организациям, вот и в рыбзаводе и в совхозе, и туда-сюда и везде помаленьку. Вот такое дело со мной.
...Вот счас, на пенсии, лучше живу, чем тогда.
|
| 
|
|
