Ловля рыбы загоном

  Самый древний и простой способ ловли рыбы и раков голыми руками – известен всем, однако при этом необходимо иметь сноровку и опыт. Со стороны оно смотрится просто: ходит человек по неглубоким заводям, проверяет подводные норы и коряги, где обычно прячется живность, хватает всё подряд и складывает в сетку. В селе Большое Попово водились ныряльщики, которые таскали крупную рыбу с глубины из-под больших камней. Самый большой мастер этого способа, по прозвищу Балалай (Рассказов Николай Филиппович, 1947 года рождения), перестал нырять совсем недавно, когда стал стареть. Ему везло. Доставал столько, что предлагал на продажу.

  Лебедянский край заселялся со времён неолита, тысячелетия тому назад. Славяне – переселенцы с берегов Днепра, обживали нашу местность с третьего века. Народности периодически сменялись, и простые приёмы охоты и рыбалки заимствовали друг у друга, а каждая обособленная популяция людей изобретала их заново. Способы добывания пищи оптимизированы с древнейших времён. К примеру, загонным способом рыбачат аборигены Океании. Они пускают лодки цепью, бросают в воду камни, при этом испуганная рыба бросается в расставленную сеть. Похожим методом древние охотники направляли зверей в ямы-ловушки. Старинный народный промысел жители моей улицы практиковали вплоть до 1972 года. Мы загоняли рыбу прямо в сеть, и автор –  непосредственный участник.

   Орудием лова служила снасть высотой до метра и длиной около двух. Чтобы сетка плотно лежала на дне, и рыба не уходила, понизу привязывали грузила, а сверху – пробковые поплавки. Боковые края крепили к шестам. Установщики, чаще всего взрослые мужчины, брали снасть за шесты, упирали нижние концы в речное дно. В моё время эту роль выполняли Ванёк и Кутеп. Они же руководили всем процессом. Загонщиков в Скуратово набиралось от восьми до двенадцати человек, обычно, мальчишек. Солидные, степенные люди в этом не участвовали – у них было много другой, более важной работы. Жители других улиц села выходили на берег поглазеть на странное необычное дело.

  Опытные командиры оценивали состояние погоды, собирали всех желающих, выводили бригаду на исходные позиции и ставили сеть поперёк реки «в борозду». Есть такая черта, где песчаное дно смыкается с подводной частью берегового грунта, обычно, в двух-трёх метрах от береговой линии воды. В этой зоне скапливается речной планктон, привлекающий рыбу на кормёжку. После очередного прогона установщики отступали вниз по берегу на дистанцию метров в пятьдесят, а загонщики продолжали этап за этапом последовательно перемещаться по дну реки. Всегда учитывались особенности берегового рельефа и русла. Скорость течения Дона под Скуратово бурная, до одного метра в секунду. Мальчишки, чтобы не замёрзнуть, надевали ветхую одежду, чтобы не поранить ноги – обувались, выстраивались поперёк реки с интервалом около метра друг от друга, и занимали до трети её ширины. Они шуровали вправо-влево двухметровыми шестами, вертикально зажатыми в руках, хлопали ими по поверхности, стучали и скребли по речному дну, с хохотом и шутками цепью двигались вниз по течению, постепенно охватывая и скругляя гон. Шесты вспенивали воду, поднимали со дна песок и прочие отложения, обрывали водоросли – рыба шарахалась от этой пугающей шумной лавины и уплывала вниз по течению, прямо в поставленную сеть. Командиры, державшие снасть, корректировали действия загонщиков и ногами шуровали с краю, не давая рыбе обойти западню. Тёмные косяки пескарей хорошо просматривались в прозрачной воде на фоне светлого донного песка. Если собиралось много участников, то пару самых маленьких с палками ставили по краям от снасти, для дополнительного заграждения. Постепенно круг загонщиков смыкался, рыба била по ногам, пытаясь вырваться, а мы работали шестами всё энергичней, заталкивая её в сеть. И вот, наступал ответственный момент. Несколько человек поднимали снасть, сворачивали в куль, и всю добычу вытаскивали на берег. Если попытка приносила хороший улов, мы от радости дурачились, улюлюкали и плясали с шестами на берегу, будто дикари с копьями. Помню самый рекордный заход, который получился в Дону напротив сельского клуба. За одну попытку вытащили на берег столько пескарей, что они не уместились в мешок под завязку. Тащили всем сообществом –  боялись, сетка лопнет. Часто загоняли и более крупную рыбу: голавлей, окуней и даже налимов. Когда рыба гуляла при хорошей погоде, операция могла длиться полдня. Обычно начинали от Больше-Поповского моста и прогонов за тридцать достигали устья Красивой Мечи. Иногда заходили и на саму Мечу, но она была неудобной для этого дела, из-за глубокого русла в нижнем течении. Вплавь мало что загонишь. Метровая глубина реки считалась оптимальной.

  За лето совершали до десятка выходов на операцию, и каждый приносил от двух до десяти вёдер рыбы. Если мне доставалась доля в половину ведра, то это считалось большой удачей. Рыба разнообразила наше меню. Улов делили по количеству участников, плюс пай на сеть, которая принадлежала Скуратову Ваньку, потомственному рыбаку. Его отец, Никита Селивёрстович, по прозвищу Купец, был профессионалом. Имел лодку и все снасти, ловил рыбу сетями регулярно, торговал ей или менял на самогонку. Помню, как он однажды утром приплыл на лодке заполненной крупной отборной рыбой на треть.

  Такой способ ловли, по большому счёту, является браконьерством, но кто тогда об этом задумывался. Какому юристу-законнику придёт в голову, что загонным способом, в наше время, кто-то станет ловить рыбу в реке? Вы видели где-нибудь такой способ браконьерства прописанный в законе?

  Ловля загоном прекратилась по ряду причин. Деревни стали вымирать, мальчишки выросли и разъехались по городам. В настоящее время этим способом нельзя воспользоваться чисто физически – к речной воде стало трудно пробиться. Берега рек буйно заросли лозинками, после того, как исчезли стада коз и овец в местных селениях, которые раньше объедали, будто сбривали всю растительность. Пескари перевелись совсем. Уничтожили их вовсе не мелочные браконъеры-загонщики. В результате глобального загрязнения речной воды исчезли водоросли, пропала паутинообразная речная травка, которой питалась рыба. В советское время реку губили стоки с животноводческих комплексов. В Большом Попове мощный тухлый ручей стекал в Дон выше моста. Вымерли сами комплексы, пришла пора интенсивного земледелия. Алчные новоявленные помещики бьют по-крупному, и в реки пошли химикаты с полей. Они просачиваются сквозь почву в водоносный пласт, образуя устойчивые ядовитые соединения. Если раньше ручьи текли от ферм прямо в реку, то теперь загрязнение глобальное – заражена вся панорама и грунтовые воды, которые мы пьём. Природоохранные структуры всегда в соглашателях, закрывают на всё глаза и устанавливают удобные «предельные» нормы, пишут сертификаты подтверждения безвредности ядов. Фермеры собирают огромные урожаи сахарной свёклы и зерна – все радуются. В наше время вода Мечи и Дона имеет коричневый оттенок, несёт бурые хлопья, которые устилают речное дно, убивают водоросли. Концентрация химикатов такая, что лёд на реках не замерзает совсем, даже в лютые морозы. От этих ядов пропадают пасеки. Дикие леса, садовые деревья и кустарники, незримо побитые, стали болеть всеми болезнями и погибать. В эту весну не прилетели жаворонки. Всё просто: им улететь не дали - в прошлое лето отравили всех на полях химикатами вместе с вредной мошкарой. А, люди? Ничего, вытерпят, привыкнут…

Рассказ из книги "У моих родников" 2018 года издания.                 

  Николай СКУРАТОВ.  Последняя правка в апреле 2018 года.