Пролетарская Ахматова

«Самые яркие и яростные погибли», - пишет, рассуждая о растерзанном и погубленном сталинщиной поколении, А.Полонский в литературном журнале «Твёрдый знак». Как пример — жизненный путь русской поэтессы Анны Барковой: «Существуют судьбы без выхода и морали, однозначные, как случайный выстрел».

Дочь сторожа, Анна окончила гимназию в Иваново в 1919 году. В гражданскую войну ей восемнадцать. Сотрудничала с газетой «Рабочий край», здесь были опубликованы её первые заметки, очерки и стихи. В 1922 году вышел сборник стихов Барковой под названием «Женщина», заставивший о ней говорить как о «пролетарской Ахматовой». 

Восторженное предисловие к сборнику написал нарком просвещения А.Луначарский: «Трудно поверить, что автору этой книги двадцать лет. Трудно допустить, что, кроме краткого жизненного опыта и нескольких классов гимназии, ничего не лежит в её основе. Ведь в конце концов это значит, что в основе книги лежит только богато одарённая натура… Посмотрите: у неё своё содержание. И какое! От порывов чисто пролетарского космизма, от революционной буйственности и сосредоточенного трагизма, от острой боли прозрения в будущее до задушевнейшей лирики благородной и отвергнутой любви...». В личном письме Барковой Луначарский признавался: “Я вполне допускаю мысль, что Вы сделаетесь лучшей русской поэтессой за все пройденное время русской литературы”. 

Современная карельская поэтесса Н.Лайдинен на своем сайте в разделе женской поэзии, посвящённом Анне Барковой, отмечает, что сборник «Женщина» был замечен и оценен А. Блоком, В. Брюсовым, Б. Пастернаком. Стихи были включены в антологию “Русская поэзия ХХ века”, выпущенную в 1925 году под редакцией И. Ежова и Е. Шамурина. Анна печаталась в различных журналах, несколько лет работала в «Правде». 

В 1927 году Анна Александровна пишет горькое и пророческое стихотворение «Ненависть к другу», которое не могло быть (как множество других произведений) тогда опубликовано.
 

Болен всепрощающим недугом 
Человеческий усталый род. 
Эта книга – раскаленный уголь, 
Каждый обожжется, кто прочтет 

Больше чем с врагом, бороться с другом 
Исторический велит закон. 
Тот преступник, кто любви недугом 
В наши дни чрезмерно отягчен. 

Он идет запутанной дорогой 
И от солнца прячется как вор. 
Ведь любовь прощает слишком много: 
И отступничество и позор. 

Наша цель пусть будет нам дороже 
Матерей и братьев и отцов. 
Ведь придется выстрелить, быть может, 
В самое любимое лицо. 

Не легка за правый суд расплата, - 
Леденеют сердце и уста 
Нежности могучей и проклятой 
Не обременяет тягота. 

Ненависть ясна и откровенна, 
Ненависть направлена к врагу, 
Вот любовь – прощает все измены, 
И она – мучительный недуг. 

Эта книга – раскаленный уголь. 
Видишь грудь отверстую мою? 
Мы во имя ненавидим друга, 
Мы во имя проклянем семью.

С постепенным установлением единовластия Сталина, с укреплением режима, который позже политологи назовут тоталитарным, мятежному характеру становилось всё более неуютно, тесно и душно. Баркова как свидетельствуют И.Угрюмова и Н.Звездочетова, не умела молчать или говорить «да» там, где душа кричала «нет». В отличие от миллионов соотечественников той и всех прочих эпох. Для молодой женщины наступили тяжёлые времена. Книга с предисловием Луначарского останется единственным прижизненным её изданием (не считая изданной в 1923 отдельно пьесы «Настасья Костер»). 
 

  И вот благополучие раба:
Каморочка для пасквильных писаний.
Три человека в ней, свистит труба
Метельным астматическим дыханьем.

Чего ждёт раб? Пропало всё давно,
И мысль его ложится проституткой
В казённую постель. Всё, всё равно.
Но иногда становится так жутко…

И любит человек с двойной душой,
И ждёт в свою каморку человека,
В рабочую каморку. Стол большой,
Дверь на крючке, замок-полукалека…

И каждый шаг постыдный так тяжёл,
И гнусность в сердце углубляет корни.
Пережила я много всяких зол,
Но это зло всех злее и позорней.

За вольнодумство, несогласие, острый взгляд, иронию и насмешку Аню Баркову советское государство будет преследовать долгих три десятилетия: «… Я предаюсь дьяволу иронии, бесу противоречия, духу неверия. Но не думайте, что небо мне совершено чуждо. Простите за цитату, но могу повторить вслед за Гейне: «Я не знаю, где кончается ирония и начинается небо». Сталинское государство во многом украдёт из нашей культуры её талант, украдёт из нашей истории её жизнь, которая могла озарять современников и потомков. Оно ничего не простит «женскому лицу русской революции». За «антисоветскую агитацию» впервые Баркова была арестована в 1934 и отправлена на пять лет в Карлаг, после которого последовала многолетняя ссылка в Калугу. В 1947 новый арест и пребывание в заключении в Инте и Абези (Коми) до года знаменитого 20-го съезда. Уже через год по доносу она получила очередной, снова 10-летний, срок «за опошление советской печати и радио». 30 лет издевательств! Не имея родных, она не получала никакой помощи извне. Вышла на свободу в 1965 г. и — в инвалидный дом в Мордовию.

Рукописные сборники стихов Барковой были сохранены её подругами по заключению. Многое, конечно, пропало. В лагерном бараке написаны, к примеру, такие строки:
 

Голос хриплый и грубый,-
Ни сладко шептать, ни петь.
Немножко синие губы,
Морщин причудливых сеть.

А тело? Кожа да кости,
Прижмусь- могу ушибить,
А все же, сомненья бросьте,
Все это можно любить.

Как любят острую водку,-
Противно, но жжет огнем,
Сжигает мозги и глотку
И делает смерда царем.

Как любят корку гнилую
В голодный, чудовищный год,-
Как любят меня, и целуют
Мой синий и черствый рот...

«Стать выше ненависти? Стать выше 30 лет своего рабства, изгнанничества, преследований, гнусности всякого рода? Не могу! Я не святой человек. Я – просто человек (подчеркнуто А. Барковой). И только за это колесница истории 30 лет подминала меня под колеса. Но не раздавила окончательно. Оставила сильно искалеченной, но живой”. 

Анна Александровна Баркова была реабилитирована по всем трём делам, в том числе по последнему периода хрущёвской «оттепели» — стараниями А.Твардовского. Но стихи и прозу её не печатали, как поясняли в некоторых редакциях, за недостатком оптимизма и жизнеутверждающего начала. К читателю она вернулась уже после смерти, в 1990-е. Сегодня песни на стихи Анны Барковой исполняет Елена Фролова. Фонд Сергея Дубова опубликовал большой сборник её произведений «Вечно не та...». 
 

  Вы, наверное, меня не слыхали
Или, может быть, не расслышали.
Говорю на коротком дыхании,
Полузадушенная, осипшая. 

…
Такая злоба к говорящей своре,
Презрение к себе, к своей судьбе.
Такая нежность и такая горечь
К тебе. 

В мир брошенную — бросят в бездну,
И это назовётся вечным сном.
А если вновь вернуться? Бесполезно:
Родишься Ты во времени ином. 

И я тебя не встречу, нет, не встречу, 
В скитанья страшные пущусь одна. 
И если это возвращение — вечность,
Она мне не нужна. 


ОТРЕЧЕНИЕ
От веры или от неверия
Отречься, право, всё равно.
Вздохнём мы с тихим лицемерием:
Что делать? Видно, суждено.

Всё для того, чтобы потомство
Текло в грядущее рекой,
С таким же кротким вероломством,
С продажной нищенской рукой.

Мы окровавленного бога
Прославим рабским языком,
Заткнём мы пасть свою убогую
Господским брошенным куском.

И надо отрекаться, надо
Во имя лишних дней, минут.
Во имя стад мы входим в стадо,
Целуем на коленях кнут.