ПРОЗРЕНИЕ

                                          

                                                                                        

                                                   Я разлюблю тебя только тогда,

                                           когда  слепой художник  нарисует 

                                           звук падающего лепестка розы на

                                           хрустальном полу несуществующего

                                           замка... 

                                                                 (Типовой статус)

 

           Взрослые, оставаясь детьми, любят сказки. Правда, перечитывают их все реже. Вы помните в деталях сюжет «Оловянного солдатика»? А чьи сказки читали в детстве – Пушкина, братьев Грим? Кто более любим - гадкий утенок или Дюймовочка? А, может, Тим Таллер, продавший смех?.. Взрослые, оставаясь детьми, любят сказки. Правда, одни их сочиняют, другие - перечитывают, а третьи… третьи – рисуют.

 

          Потеснив высотный дом, под сенью каштанов примостилась шашлычная «Красный Коралл». Открытая всем ветрам. Массивные столешницы, лавки на 4-6 человек, перегородки из камня. Шашлыки жарили сами. В этом были особые шик и шарм. И дешевле. Культовое место. Но я там был всего один раз. 8 мая 1985 года. Молодые ученые решили отметить День Победы. Шашлычок, водочка-селедочка. Все смели в мгновение ока. Как-то не по- праздничному, будто голод утоляли. А души уже разгулялись. Сбросились еще. Хватило по полпорции. А запить? И вдруг Коля Кольцов - маг-волшебник - достал из портфеля поллитровочку. Откуда? Все знали, что сразу после 40-летия Победы Горбачев введет сухой закон. Водку будет не достать. Кольцову в преддверии ремонта, его жена поручила запастись универсальным средством стимуляции электриков-сантехников. Сколько раз открывался заветный портфель, сколько досталось малярам-штукатурам теперь и не скажешь. Я же впервые узнал, как это добираться домой на автопилоте…

          Сегодня корпуса шашлычниц безжизнены. Холодные, стерильно-белые. Открыть щеколду мешают слои нелепой краски. Да и смысла нет. За дверцей - пустота. Газ отключен. Отрезан.

          Ровно год прошел, как Наталья огорошила вестью, что нужно попрощаться с Александром…

         Столы, сдвинув в центре, накрыли скатеркой. Изысканное угощение. И только сиротливые блюдца -   горсть риса, сдобренного изюмом и малиновым вареньем - неустанно напоминают, по какому поводу собрались. За столом - человек двадцать. Интеллигенты-интеллектуалы. Умничающие. Перекуривающие. Наталка, друзья-художники, сестра, тетеньки - искусствовед и культпросвет.          

          Из собравшихся я был знаком с ним меньше всех. Ему посвятили один из вечеров в клубе перворманса «Красная Кошка». Наталья играла для нас на пианино. А еще Саша написал портрет клубной певицы, его работы украсили музыкальный альбом «Небо в твоих руках». Диск-сказка…

            Я люблю посещать мастерские. Храмы творчества.

          Иной воздух, иной свет. Даже солнечные лучи, отражаясь в палитре, светят по-другому. Хотя, не у каждого они пробиваются, создавая особую эмоциональность игрой окрашенного света.

           А запахи? Как пахнет краска, замешанная на аромате свежезаваренного кофе?

          Львов, Рига, Загреб, Венеция… В этих городах знают толк в напитке богов. Где именно к нему пристрастился художник? Кофе - не для корчмы. Не случайно тема городского пейзажа – главная, отраженная в листах, сотворенных в поездках по Прибалтике, Хорватии, Италии…

          «Кофейная кантата»…

       Если верить арабам, пьющие кофе, попадают в рай. Не обольщайтесь. Просто вкушайте, оставаясь на бренной земле. Вольтер выпивал до 50 чашек в день, посмеиваясь, мол, если кофе и яд, то латентный.

         Неизменный атрибут беседы. В легендарном художественном комбинате на улице Сирко.

          В гармонично-аскетичном интерьере ни йоты лишнего. Ни в манере одеваться, ни в ритме разговора. Взгляд открыт, глаза не отводит, не жестикулирует. Молчун, уверенный в себе.  

          Ни йоты лишнего… Несколько странно для мастерской, обычно заставленной, завешенной «нетленками», складируемыми в невообразимом беспорядке, так, что и места не остается. Ни для воздуха, ни для самого мастера. Здесь картины можно пересчитать по пальцам. Работ практически нет. Много дарит. Вынужден продавать. Впрочем, это его хлеб. И здесь, и за границей.

         Подарки. Подарки судьбы. Были всплески, были и падения. Любящие искусство, не всегда платежеспособны. Те, кто могут заплатить - не всегда разумеют, что творят.

          Картины Пилипчака находятся в коллекциях более чем в 30 странах мира – в Украине и Польше, Канаде и Японии, Германии, США. И, далее, скороговоркой - Англии, Австралии, Австрии, Израиле, Индии, Италии, в Турции, на Кубе, в Алжире, Сомали… И еще Бог весть где. А во Франции? – И во Франции, естественно! Что это Вы обеспокоились?

         Саша учился рисованию у В.Бровка. Впитывая эмоциональность и конструктивность. Затем - художественное училище. Уроки С.Шпигановича и И.Белополого, органично дополнившие их мастер-классы таких днепропетровских мэтров, как А.Бородай, А.Ткаченко, Ф.Гуменюк, укрепившие, очертившие его индивидуальность.

          Фу!  Информационный  минимум исчерпан.   Вам он то-то дал? Мне тоже. Но так принято. 

          Скажи мне, кто твои учителя… Конечно, можно вести родословную от Адама и Евы. Не библейских, разумеется, - «шагаловских». Более признано, что Пилипчак сформировался под влиянием известного российского мастера Павла Филонова. Сколько их, этих известных? Как разобраться нам, не профессионалам-искусствоведам, но дилетантам-обывателям? Взявшись за гуж… 

         Филонов трижды поступал в питерскую Академию, но был принят лишь вольнослушателем в школу при ней. Через пару лет – написав прямо в классе на этюдах сине-зеленого Аполлона - изгнан. Но уже в раннем «Святом семействе» явно просматривается будущий корифей – в скрупулезной проработанности каждого миллиметра холста, обилии тщательно выписанных, мельчайших деталей. На дальних планах, за главными персонажами... 

          Ларчик в открытии прост. Если Вам посчастливилось видеть работы Александра Пилипчака, вы без труда узнаете их в этом описании. А если нет, то, что поделаешь. Еще не все потеряно.

          В русском авангарде и помимо Филонова хватало мессий и аскетов, мучеников и пророков. Вспомним Малевича, Кандинского, Татлина. Но вот ученики - настоящие, самоотверженные - были только у Филонова. В его мастерской аналитического искусства - МАИ. Последнем неофициальном прибежище живописцев при Сталине.  

            В начале 30-х власть прибрала к рукам и художников. Филонов, полулегально, принципиально даром обучая своих приверженцев, бедствовал жутко. Нищенское содержание, типа профсоюзного, он и то не получал – не находя времени оформить бездну справок. Когда же безденежье достигало совсем уж безнадежных пределов, он вспоминал свое первое - малярное - образование, и брался за любую работу. Вроде списка жильцов жилтоварищества. Или - заказные - «Тракторный цех», «Портрет Сталина». Но и лик вождя получался не шибко божественный, и цех, на трудовые подвиги не вдохновляющий. Филонов продолжал месяцами кушать суп из килограмма луковиц, разрезанных пополам, с морковкой и картошками… 

          Должен ли художник быть голодным? Вопрос - притча во языцех. Но я запомнил, как Саша разочек вскользь пожаловался, скорее, посетовал, что не за что купить «диабетон». Красноречивое название. А оформить права на лекарства от государства - не судилось. Такие вот параллели…

            Пилипчак  - дитя послевоенного десятилетия, сопричастный, кровно связанный со всем, что вмещает в себя Днепропетровск. Горожанин по духу и определению.

          Набережные, мосты, проспекты. Рукотворный, вневременной ландшафт - путаница улочек, патина церковных стен, сумерки площадей. Возбуждающие сильнее, чем естество природы. Он чутко улавливал души городов, гармонию недосказанности, ритмически острые цветовые акценты. Мятежный, чарующий Львов, готически-отстраненная прохладная Рига, ветренно-солнечная Венеция. Сказочный мир Пилипчака именно таков. Сказочный.

          Танцующие улочки, чудные мостики, дивные домишки, тянущиеся до неба. Звонницы. Святые, торжественно застывшие, словно «Пророки» собора в Аугсбурге. Окрашенный свет, проникая, придает таинственность. Она особенно ощутима в готических храмах с их колоссальной высотой, гигантскими окнами. Величие иррациональности, как в соборе Парижской богоматери или Вестминстерском аббатстве. Но, главное, совсем необычные люди. Вроде, и виденные, но совсем незнакомые. Приглушенный свет, играющий в полумраке прихотливым узором прожилок, скользнувший сквозь призму представлений художника, видящего мир теплым и затишным, даже когда дождит. Даже под зонтиками улыбчивые лица людей. Он в этом мире живет.    

          Давным-давно, скрепляя стекла полосками свинца, витражи изготавливали, ограничиваясь красным и синим. Затем добавились сочные зеленый и белый. Мастерам удавались тончайшие переходы света и тени, мистическое мерцание. Столь же сдержана и палитра Пилипчака.

          Элитарное своеобразие спорта. «Регата», «Скачки», «Кросс». Захватывает не столько дух азарта, но головоломный динамизм - свист безумия скоростей, разрывы, крутизна. И тут же - витражи-волнорезы - как защита от бурь, маяк-подсветка, как декоративная доминанта.

         Особое место занимала Адриатика. Приз жизненной гонки. Оазис.

          Он бывал там почти каждое лето.

           Хорватия - маленькая страна, ставшая второй родиной. Все началось с войны. Их войны, не нашей.

       Поначалу были благотворительные выставки. Потом сложилась традиция. Культурные программы для туристов. Лето 2005, 2006, 2007. Бриз, яхты, паруса. Наталья Рыбальченко. Концерты. Инсталляция Украинского искусства. Из каждой поездки - море эмоций. И само море. Лазурное. Акварели – чувственные, бурные. Особый мир, особая тревога за судьбы страны и человека. О серьезном - с ноткой душевности, шутливой ироничностью, оттенком грусти. Нарочитое сочетание противоречий: «Смотри, ей весело грустить, такой нарядно-обнаженной» (Ахматова)…

         Были и работы явно драматичные. «Реквием», «Выстрел», «Одиночество». Загадочность душ в серии портретов-новелл, канва раздумий о предназначении, незащищенности, не всегда гармоничных отношениях с внешним миром. Экспрессивная изломанность, цветовые модули, ограненные абрисом линейных переплетений. Вплавляясь, краски формируют вибрирующую, многоцветную гофрированность инкрустаций.

       

        Жизнь не остановилась и после автокатастрофы.

      Хотя возникшие проблемы со зрением могли б доконать любого. Он не мог остановить взгляд. Все вскользь. И все более детализированное восприятие.

          Разве можно представить, что автор картин имеет совсем слабое зрение? Скрупулезно выписанные детали. Изображение, словно выложенное мозаичными квадратиками. Будто мир виден сквозь прозрачную сеточку. Может, господь Бог так позабавился. И все мы в сетях пред зорким оком Всевышнего?      

          На компьютере он установил специальную программу, увеличивающую текст, словно его рассматриваешь под лупой. Очень мощной лупой.             

          Вообще, тема столь деликатна, что затрудняешься и подступиться.

          Бетховен был глухим. Это можно представить. Мелодии, музыкальные партии пишут нотами - музыканты легко их мысленно читают.  

         Но, как представить, что слепые люди изображают мир в красках и образах?

         Харьковчанин Дмитрий Дидоренко - художник. Востребованный, успешный. Напоровшись в одной из экспедиций на мину, потерял зрение. Несмотря ни на что (извините за туповато-циничный каламбур) продолжил творить. Написанные уже после ранения картины, представлены на 16 (!) персональных выставках. В Москве, Нью-Йорке, Осаке. Или вот Джон Брамблитт. Из Далласа. Заболел и ослеп. Преодолев жуткое отчаяние, научился определять зоны цвета. И вновь взялся за живопись. В отличие от Димы и Джона, Лиза Фиттипальди не художник, а финансовый аналитик. Утратив зрение, потеряла работу. Но однажды муж принес ей … детский акварельный набор. И Лиза начала рисовать! Как это ей удается, не видя красок и холста, непонятно и ей самой.

           И уж совсем невероятен Эшреф Армаган. Слепой от рождения! В 6 лет он взял карандаш, с 18-ти - пишет масляными красками. Пальцами. Поразительно реалистично рисуя дома, животных, пейзажи. Даже портреты! Запоминая цвета со слов. Травы, море, небо. Зеленый, синий, голубой…                   

            Попробуйте, завязав глаза, сделать хоть что-нибудь. К примеру, отыскать выключатель в незнакомой комнате. Представили ощущения? А теперь задайтесь вопросом, зачем слепому выключатель и сколько шагов от его щелчка к безудержной безысходности?.. 

           Незрячие живописцы, скульпторы, фотографы. Заставляющие людей, спешащих по делам, зачарованно остановиться. Мистика? Вызывались бы подобные эмоции, если бы творили зрячие? Пилипчак работал без скидок на проблемы со зрением. Сама мысль о снисхождении показалась бы ему оскорбительной. Современные витражи создают, нанося узоры гравировкой или травлением плавиковой кислотой. Он весь, до последней фибринки, был выгравирован, вытравлен осадками, кислотными дождями повсякденности…

          Как водится, художника вдохновляет муза. Для Александра ею стала Наталья Рыбальченко. Очаровательная, утонченная, грациозная. Любимые композиторы Рахманинов и Шопен. Впервые увидев работы Александра, была поражена. Это же сказка. Мозаика.

           Мозаичность. Это на поверхности. А внутри? Раз уж мы заговорили о музе, вспомним, что мозаика - искусство изображений кусочками - происходит от латинского musivum - «посвященное музам». Непрозрачная смальта словно светится. А бывает золотая мозаика. Бесспорно роскошная. Если сказать, что картины Пилипчака роскошны и без золотой подложки-обертки - покажется ли это гиперболой, притянутой за уши метафорой? Квадратики смальты, поблескивая, не выглядят уныло. Имитации, вкрапления, кракелюры (мелкие трещинки).  

           Абсолютно все отмечали его природную изысканность, элегантность. Легко представить юношу стремительно шагающего по центру города в сверхмодной джинсовой куртке нараспашку, чуть расклешенных джинсах. Фирменных, естественно. И прозвище - «Джинсовые трусы», - то ли в шутку, то ли из зависти, данное одним из коллег, воспринимается почему-то положительно. Он был вхож и к мэру, и к главному банкиру. Или такой вот штрих - одним из первых поставил у себя пластиковые окна. Не дома, в мастерской. Да, тогда это было дорого. Но комфортно.

           Глаза. Пронзительные. Черные, масляные. Не маслянистые, но масляные. Словно маслины без косточек. Ой, про косточки это вырвалось. По   инерции. Но, слово не воробей. Пусть будет. Чтобы хоть так отвлечься от грусти. Обращали на себя внимание его руки. Руки каменотеса. Несоразмерно большие. Да и сам он был, как  кремень.  

          В одном из интервью, у него поинтересовались: - Это Ваше время, чтобы творить?

             - Да! Это мое время! – художник категоричен. - Время принадлежит твоим желаниям. Идешь в мастерскую потому, что нельзя иначе. Я считаю себя реализованным, - значит, это мое время.

          В последние годы Пилипчак приходит к более тонкой прозрачной манере нанесения красок. Смягчаются светосила, контрастность, преобладают тональные решения. Художник более не стремиться править миром, позволяя   краскам слегка своевольничать – расплываться широкими прозрачными пятнами. Или накладывая их так, что каждый мазок фиксировал касание кисточки. Акварели словно отображают мгновения вольного общения с природой.

           Впечатляют камерность и лиризм, воплощенные в 2000 годы. Особенно в сельских пейзажах. Сельских? Мы же только-только утверждали, что он поэт города! Но исключения, лишь подтверждают правило. Особенно удались домишки-бородачи, обыгрывавшиеся в разных стилях.

          В чем секрет своеобразия. Мозаичность? Витражность? Но витражи - это же так просто! Даже примитивно. Хотя, витражные эскизы создавали не только ремесленники, но и выдающиеся живописцы. Либерти и Уччелло. Дюрер. Модернисты - Леже, Матисс, Врубель.

          И, все-таки, вначале была мозаика. Греки и римляне, те, что побогаче,  уже в III веке до нашей эры украшали жилища рисунками из морской гальки и мрамора. Античные полы сохранились и в Помпеях. Неподвластные и вулканическим извержениям.

           Будут жить и картины Александра Пилипчака. Банально? Но и баналь ные истины – истинны!   

          Среди ч етырехсот миллиардов выпиваемых ежегодно чашек кофе - малая толика Александра. Сорта, помол, влажность… Секретов не так уж и много – кофе-то всего два вида. Арабика прихотливее и … дороже, робуста – горше. Джентльменский набор любой уважающей себя кофейни: эспрессо, американо, глясе, капучино, мокко. Остальное - вариации для гурманов - от лукавого. Нельзя сварить одинаковый борщ, но не найти и двух одинаковых чашечек кофе.

         Среди тысяч различных художников, оставивших след на земле, есть и Александр Пилипчак.

         И хотя нам не удалось избежать многословия, в принципе-то - все просто.

         Мозаики – отражают свет, витражи – пропускают. Картины Пилипчака – излучают.

         Вот, собственно, и вся разница.