Он выделялся и тут: не пил ни капли спиртного,
нарочито резко реагировал на словесный пинг-понг - отголосок давних событий,
потерявших актуальность для остального мира, но по-прежнему животрепещущих для них
самих. Напоследок, буркнув, что много работы, и натянув вязанный берет, покинул застолье первым. На улице тут же лупанул ливень. Присутствующие
сочувственно покивали: – Вот с Самохваловым всегда так. Вечно достается больше
всех и ни за что. Небось, промокнет до нитки.
Знакомясь, мы представились по имени.
Теперь я узнал и фамилию случайного соседа. Именно его работа – «Ангел» – была подарена
мне однажды. О платонической бесплотности, вопреки её названию, речь не шла: тела,
сплетенные в объятиях,
крылья-обереги, радужные
протуберанцы... Фокус заключался в том, что картина была ... черно-белой.
*
*
*
Уютный дворик, окантованный парочкой пятиэтажек.
Карусель, качельки. Чисто выбеленные сарайчики с продолговатыми ярко-зелеными дверями,
кусочек мощеной булыжником дороги, латанной асфальтом. Не такое уж и далекое,
но прошлое.
Поднявшись на верхний этаж, перевожу
дыхание и осматриваюсь.
В прорези звонка (точно такой же был
и у нас дома - эбонитовая пирамидка с кнопочкой) на бумажном клаптике значится:
Самохвалов.
Под проводом - не первой свежести
записка: «Я дома». Уже хорошо.
На металлической двери, выкрашенной
в белый (?) цвет, с деревянной, более уместной для мебели, желтой лакированной
ручкой, коричневым фломастером выписано: – Звонить и стучать. Отдышавшись, преодолев
некое волнение и замешательство, я звоню и, следуя предписанию, одновременно осторожно
стучу. Негромко, словно опасаясь разбудить ребенка.
Дверь мгновенно распахивается. На пороге –
«сам». Бронзовый берет, безрукавка.
В прихожей не залюбоваться самим собой
невозможно: напротив входа – огромное зеркало от старинного трюмо в массивной
резной раме. Крошечная прихожая – словно подставка этого трюмо. На вешалке женские
кожаные сумочки, пояса, пальто, куртки. Во множестве. Как в галантерейной
лавке.
Шажок по подставке–прихожей и, остолбенев,
я останавливаюсь. Подобной гостиной видеть мне не доводилось.
Все стены обклеены. Все стены. Рисунками, репродукциями, фотографиями. Как
дембельский чемоданчик. Ни красить, ни прихорашивать их обоями
более нет нужды. Ощущение, что и мебели нет вовсе.
Хотя в центре - полированный стол, стулья. Пол - темно-красный. Был. Изначально.
Со временем неровности сгладились, обнажив местами слой грунта и дощатое нутро.
После того, как в незапамятные
времена сюда въехали жильцы, его,
су
дя по всему,
не красили ни разу. «Красочных» пятен осталось
не много.
Все вокруг настолько удивительно, что я
прошу разрешения пофотографировать. Мол, расскажу кому - не поверят. Маэстро не
возражает, позирует без ложного стеснения, даже с удовольствием. Впрочем,
профессия обязывает. Подойдя к столу, обмениваемся малозначащими фразами
малознакомых людей. Словно принюхиваясь, пробуя выявить общих знакомых. Суждения
Самохвалова шокируют, сбивают с толку. Эпатаж –
на грани фола.
Об
одном довольно видном бывшем редакторе популярной городской газеты:
–
Печальный человек. Если стоял рядом – надо идти купаться.
О художниках: –
Красивый мальчик. Но излишне
откровенен. Или: –
Заблудился в трех соснах. Не следует быть дорогой проституткой.
–
А кто наиболее достойный?
–
В четверг –
графика Данилова (выставка в художественном музее). Самый
выдающийся. Тверская - известнейший в городе искусствовед - считает лучшим его.
Об
известном поэте:
–
Сумасшедший алкоголик. Пуп земли. А стихи-то (настоящие – Я.З.) – у Цветаевой.
–
А кто у нас?
–
Все уехали, кроме Заславского. Семен – единственный поэт в городе остался.
Философ.
Я,
не в силах сдерживать любопытство, продолжаю осматриваться. Однако, расслабляться,
общаясь с Самохваловым, не следует – легко попасть впросак. Невозможно
уразуметь, когда он шутит, когда серьезен.
–
Не
слишком ли бесцеремонно попросить Вас о некоей экскурсии по Вашей квартире?
–
Ради
Бога. Отчего ж нет? Начнем с балкона!
–
Почему
именно? – переспрашиваю удивленно.
И, не дождавшись ответа, выхожу из комнаты вслед
за хозяином. Интересно, все-таки, что там может быть примечательного? Оказывается,
может! На балконе пятого этажа мы оказываемся … под сенью акации! Полвека назад
дерево высажено в честь сына
–
Ильи.
И вот вымахало. Чуть правее
–
липа.
Ознаменовавшая рождение дочери Евы. Далее
–
в
честь внучки – орех.
Неожиданности сплошь и рядом. На балконном
подоконнике изобильно-хаотично разбросаны бусы, браслеты, россыпью
–
полудрагоценные
камушки-кумушки.
– Камешки! Та же музыка. Моцарт! – провозглашает
Маэстро.
Мы проходим в комнатенку слева, сразу
же упираясь в накрытый чертежной доской стол.
На стенах, заклеенных, как и в
гостиной, снизу доверху, помимо прочего –
работы художника. Выделяются акварели. Необычайно
яркие, насыщенные. Словно компенсирующие «скромность» черно-белой графики.
Экспозицию украшают и детские
рисунки.
– Обрати внимание, – маэстро теплеет,
– это Ева рисовала. Когда была совсем маленькой. А ну-ка, ответь, что в этом в рисунке
необычного?
Я задумываюсь. Смахивает на солнце. Какое-то
странное. Ага! Все лучи – разноцветные!
Белый луч, пройдя сквозь призму, даёт
полный цветовой спектр. А наоборот? Солнце, сквозь призму детского восприятия,
видится радужным?! Солнце-радуга!
– Евочка очень способная. Играючи
выучила английский, выборола грант на обучение в Филадельфии. Ей предлагали там
преподавать, а она вернулась. Устроилась в Новомосковске.
– Но почему она отказалась от
заграничного «рая»?
– Так там работать надо! А дети – в
отца – работать не любят! - отшучивается Валерий.
Мы переходим в правую комнатушку. Листаем
стопку графических работ. Их много. Большинство – без названия, лишь порядковый
номер. Здесь он творит. Творит под музыку (вот откуда «звонить и стучать»; звонка
при музыкальном сопровождении не слышно, а вибрацию двери при стуке
воспринимает).
– Какую музыку Вы предпочитаете? – задаю
очевидный вопрос.
– Классику! – отвечает Маэстро, и
расшифровывает: – Бах – наркотик. Изредка можно. Он очень печальный. Моцарта –
редко. Слишком веселый. Гайдн, Гендель. Но главное – Бетховен. 32 сонаты. 4,5
часа. Как в раю. Картина должна звучать в унисон музыке. Тогда это хорошая
картина.
Просмотр продолжается, и я
лишний раз убеждаюсь: даже если вы не сильны в графике, увидев хоть раз работы Самохвалова,
уже не спутаете их ни с чьими другими.
Утверждение стало расхожим не
безосновательно.
Королевство утонченных линий.
Удивительно точные, емкие образы
созданы, буквально, росчерком пера. Прихотливые линии норовят свернуться в
круг. Стоит ли говорить, к примеру, что вот, сколько бы я не пытался изобразить
окружность, остаётся впечатление, что я рисую картофелину, запечённую в мундире?
Мы выходим из комнаты, и взгляд тут
же упирается в простенок. Среди других – фотография, расположенная как фото Вареньки
Синичкиной, девушки Шарапова,
на двери,
за которой героя ждало спасение в легендарном фильме «Место встречи изменить
нельзя». Только сейчас взор притягивает другая героиня – подружка Фокса – Аня.
В широкополой шляпе, чувственная, аристократичная. Проследив за взглядом,
Валерий поясняет: – Моя Сашенька. Супруга. Правда, красивая? Она талантливее,
чем я. И профессия у нее редкая. Режиссёр-кукольник. Одна из лучших её работ –
«Дорога к Вифлеему». Сказка-притча.
Он произносит это с такой нежностью,
что абсолютно ясно – чувства, вспыхнувшие между молодыми людьми незадолго до
того, как была высажена дотянувшаяся до балкона акация, не
утратили ни силы, ни свежести.
Каждый художник ищет
свою тему, свою стилистику. Для Самохвалова таковыми явились красота и любовь
женщины.
В собственной трактовке и
своеобразном сюжетном решении.
Казалось бы, графика суховата и
прагматична. Однако, как полагает искусствовед Людмила Тверская: – «В графике Самохвалова
линия не только изображает женщину, она поёт ей песню». Ей вторит супруга
художника: – «Женщина – не просто тема или сюжет. В женщине он видит божество и
поэтому воспевает её».
О себе, вопреки фамилии, он однажды высказался
более чем скромно: – Я бы назвал свою графику обычной, растительной. Вот как в
природе все растет. А вообще, словами описать работу художника сложно. За него
должны говорить его картины…».
А цену себе он знает.
Еще бы! Если ряд его работ отобран для Третьяковки!
Мир контуров. Из
тончайших штрихов возникают поразительно безупречные, изысканно-плавные женские
силуэты: откровенные, загадочные.
И вдруг… «Остановись,
мгновенье, ты прекрасно»!
Дамы обретают кавалеров!
Из волшебной, неземной пластики возникает волнующий танец страсти.
В первое посещение я
презентовал Валерию свой музыкальный альбом «Небо в твоих руках». Песни мои ему
не понравились. Увы. А супруге?
Не дал послушать.
Но почему? Ответ был неожиданным. «Совковые».
Это мои-то?!
Я судорожно пытаюсь припомнить
хоть одного не совкового автора. Высоцкий, Галич?
– Нет, не годится, что ты! – художник
категоричен.
– Но кто же? – я в полной растерянности.
И опять ответ обескураживает
непредсказуемостью.
– «Парк Горького».
«Парк Горького»?! Хард-энд-хэви?! Дебютный
альбом «Gorky Park» с логотипом «GP», стилизованным под серп и молот, вышел в
1989-м. Моему собеседнику тогда было чуть более сорока. Рок-группа, выступавшая
в шароварах и косоворотках, с гитарами в форме балалаек, покорила Америку. Мог
ли их кто-либо обвинить в «совковости»?
Заурядная «распашонка», в которой мы
сейчас находимся, было время, являла собой рассадник инакомыслия. Очаг, в
котором разгорались искорки диссидентства.
Владик Золотник играл фламенко. Валерик Кононенко
– джаз.
Мы возвращаемся в гостиную. «Экскурсия» подходит к завершению. По моей
просьбе Валерий делает подборку материалов о себе, по ходу демонстрируя семейный
фотоальбом. Калейдоскоп эпох – черно-белые снимки сменяются цветными.
У «шестидесятников» наиболее острые
вопросы обсуждались на кухне. Перемещаясь туда, мы опять попадаем в
другое измерение.
Кухня ультрасовременна. Стильные шкафы
и шкафчики – из добротного пластика, обильно оснащённые никелированными прибамбасами
– явно выполнены на заказ: столь органично и функционально вписываются они в
интерьер с уютным столиком у окна.
И вновь Маэстро предугадывает мой
вопрос: – Всё здесь – по проекту Ильи. Не зря
же он у меня архитектор.
Хозяин заваривает какой-то особый
чай, предлагая подсластить его медом.
И пока я чаевничаю, неторопливо, чуть
сумбурно, повествует: – Я грубиян и хам, другие – культурные. А ты как
хотел? Дед рубил деревья на лесоповале. На Печоре. Две коровы, девять ртов! «Кулак»!
Мать – из белорусской глубинки. Матрена Леонтьевна. Отец – художник. Рисовал
Сталина. И, как бы извиняя-оправдывая конформизм отца, поясняет: – Шестерых вырастить
надо было. Других (живописцев вольнодумцев – Я.З.) – расстреляли. Власть
антисемитская. Отец не злой был, ласковый. Дожил до 87 лет. Работал
оформителем, писал под заказ копии Тициана, Рафаэля. Я, старший, помогал. В
51-м мы ездили в Ленинград. На
сталинской железной дороге проезд у отца был бесплатным. Рембрандт –
лучший портретист, Репин – не сравнится. И, без перехода: – Ребенка, чтобы
вырос человеком, нужно вести в Пушкинский музей, в Третьяковку.
Я успеваю подумать, что это, видимо,
необходимое условие, но недостаточное. Мама тягала меня и туда, и сюда, и в
Оружейную палату, поглядеть на шапку Мономаха. А что вышло?
*
*
*
И все-таки, где искать истоки неповторимости В.Самохвалова?
Кого
считать предтечей?
Величайшие художники-графики, начиная
от Альбрехта Дюрера и Леонардо да Винчи, включая Марка Шагала и Анри Матисса, с
очевидностью, на эту роль не подходят. Ни они, ни сотни других, более-менее маститых.
Тогда кто?
История, известное дело, развивается
по спирали. И если отмотать виточек, обнаружим: первые рисунки украсили стены пещер
еще в эпоху неолита. За пять тысяч лет до нашей эры.
Линии на них не столь изысканные, но,
что требовать от мастера, выцарапывающего наболевшее на камне? Язык графики
Валерия Самохвалова более метафоричен, но столь же лаконичен и скуп. В его героинях,
парящих в безвоздушном пространстве вселенной, сокрыта божественная,
космическая карма…
Куда приведет очередной виток?
Поживем – увидим.
Пять тысяч лет – не так уж и много.
К слову.
К выпускному готовы?!
На всякий пожарный напоминаем:
Изюминка
школьных вечеров! ОДНОКЛАССНИКИ!
www.proshkolu.ru/user/krasnayakoshka/file/2009169/
Надеюсь, Вас приятно удивят другие мои песни и
философско-ироничные эссе
www.proshkolu.ru/user/krasnayakoshka/blog/171664/
