ДЕТСТВО (ОТРЫВКИ ИЗ ЖИЗНИ)

Моё первое и самое яркое детское впечатление - кукла, очень большая кукла!

Подозреваю, что она была обыкновенного вида и размера, просто мои собственные параметры в тот период не отличались от её габаритов, что и подтверждает фотография. Не помню, чтобы я одевала, кормила или водила гулять свою "дочку". Кажется, она заменяла мне родственников – в момент их отсутствия я с ней разговаривала. Ни как звали куклу, ни о чём я с ней вела беседы, ни куда она делась,  не помню. Вроде бы, я оторвала ей ноги. 
     
Других игрушек в доме не было, только пепельница в виде чёртика. Он сидел, по-турецки сложив ноги, а на них соответственно располагалась тарелочка под пепел. Рога на его голове болтались на пружинках (причём с моей помощью целый день).  
    
Тогда, в раннем детстве, я узнала, что чёрт на татарском языке «шайтан». Когда мелкие предметы выскакивали у меня из рук и терялись в безграничных просторах нашей комнаты,   надеяться я могла только на него.  Мама, решив пошутить, посоветовала мне во время поисков приговаривать: "Шайтан, Шайтан, помоги!". С тех пор я частенько ползала под кроватью, под шкафом, под столом и бубнила эти слова. Нужно быть честной - он мне помогал, хоть и не всегда. 
    
Кроме перечисленной мебели, в комнате, кажется, ничего больше не было. Своей кровати я точно не имела и  иногда ночевала у дедушки с бабушкой, где  мне стелили телогрейку на полу возле печки. Вместо подушки предлагались вещи,  каждый раз разные. Всё это мне нравилось, и я удивляюсь, откуда, сейчас у меня, просто маниакальная страсть к чистоте. 
   
Одно время у меня часто шла носом кровь.  Когда матери это надоело, она вызвала врача. Ради такого случая в доме нашлось постельное бельё, которым была застелена родительская кровать. Меня уложили в неё и велели не улыбаться - таким образом хотели показать тяжесть и серьёзность положения. Я была девочкой ответственной и родителей не подвела.
Врач назначила  отвар из листьев крапивы. Какой он на вкус, я так и не узнала. 
Сама я очень любила "лечить" маму. Утром, когда её мучило похмелье, я подносила ей стакан с солёной водой. Это был мой фирменный рецепт от всех болезней. Для мамы мне было ничего не жалко, тем более соли. Бедная, она улыбалась, пила и морщилась; морщилась, пила и улыбалась. После чего я ставила ей карандашом укол в палец ноги, и наступало полное выздоровление. 
   
На следующий день история повторялась. Иногда  лечение вызывало не ту реакцию, на которую я рассчитывала, тогда мама стремглав бежала к помойному ведру и ему отдавала всё, что я ей "прописала".   Помню, что в беззаботном детстве я точно хотела стать детским врачом. Видя сейчас со стороны их труд, я радуюсь, что мечта осталась мечтой.   

Когда мама и папа уходили (к сожалению, не на работу),   в моём распоряжении оставался весь дом. В зависимости от настроения я выбирала вид деятельности. Вариантов было много: я могла пойти гулять, могла пригласить гостей, открыть шкаф и, достав единственное мамино платье в горошек, устроить переодевания и выступления. 
 
Платье, на мой взгляд, было шикарное; его длина регулировалась с помощью шнурка. Подвязываешь на талии и загибаешь сколько надо. Когда мама играла на баяне татарские мотивы, я от души выплясывала в нём на середине комнаты. Если дома никого не было, я просто вертелась перед зеркалом.
 
Но круче всего мне удавались прыжки с шифоньера. Для этого нужно было выдвинуть все ящики, по ним, как по ступенькам, забраться наверх и прыгать на кровать, стоящую рядом. За долгие дни тренировок у меня это хорошо получалось, а вот приглашённая  подружка один раз приземлилась неудачно. Она же и была наказана за это своими родителями - ей запретили со мной общаться. А меня, если память не изменяет, совсем не наказывали. 
    
Когда мне надоедало сидеть одной, я отправлялась в гости к дедушке и бабушке. Они жили за стеной, но пройти к ним можно было только по улице. У них было тепло, был хлеб и квас, в общем, всё для классной жизни. Помещение у стариков по сути являлось кухней: просто комнату они отдали сыну - моему отцу, а дверь заставили комодом. Посреди кухни я ставила табуретку, обвешивала её газетами и это была уже моя личная жилплощадь. Сидя в ней и разглядывая газеты, я постепенно к пяти годам научилась читать.  
 
Летом особую радость  доставлял огород. Там росли малина, смородина, яблоня, огурцы, и всё, что должно расти в огороде. Бабушка героически трудилась в нём на благо нашей большой и  не самой трудолюбивой на свете  семьи. Мне кажется, я одна уничтожала весь урожай помидоров. Страстная  любовь к томатам осталась и до сих пор, муж подтвердит! 
    
В малиннике я лазила часами, пока меня не съедали комары и слепни. Оттуда я, как правило, отправлялась в "домик неизвестного архитектора". Это был типичный деревенский туалет. Дыра в нём немного пугала, ведь если не дай Бог, координация меня вдруг  подвела, вынырнуть оттуда я вряд ли смогла бы. 
    
Во дворе тоже была масса интересного: пустой гараж, бочка с водой, дырка в заборе к соседям. Через неё один раз 25 октября мать обеспечила нам праздничный ужин в честь своего дня рождения, а у соседей на одну курицу стало меньше.
За оградой росла сирень - самая пышная и красивая в нашем переулке(переулке Спартака, что в Западном поселке города Кургана) и в окрестных тоже. Весной все прохожие считали своим долгом приложить к ней руку. Мне было жаль делиться такой красотой, и я простаивала целыми днями возле неё, охраняя. Когда кто-нибудь начинал ломать букет, я громко спрашивала, обращаясь в ограду: "Дедушка, ты идёшь гулять?" Зря я надеялась спугнуть "грабителя". Все знали доброту Ивановых. Да, вот такая редкая фамилия была у моей семьи. 
    
Переулок наш упирался в Тобол. Раньше в этой реке можно было купаться, что все в общем -то и делали. Мы вдобавок ещё сажали на берегу картошку. И главное, осенью кроме нас, её никто не выкапывал.

От дома до реки и обратно - мой обычный прогулочный маршрут. Очень быстро я стала совершать его одна; иногда с пьяным отцом, реже   - с пьяным дедом. Вообще - то дед не пил, но один раз мы всё - таки умудрились свалиться в котлован, довольно глубокий. Дедушка сломал руку, а я упала на него сверху и отделалась лёгким испугом. Как я выбралась, не помню, а как неслась домой, вопя во всё горло, - помнят наверно даже люди посторонние, жившие в радиусе квартала от места события.  

Я часто слышала от людей, что  у моего отца "золотые руки". Сначала рассматривала их, потом усвоила смысл и гордилась этим. Он сделал мне столик, который крепился  к стене, не имел ножек,   подпирался палкой и по необходимости легко убирался, превращаясь в висячую доску. Конечно же, он находился рядом со столом взрослых, чье содержимое   частенько попадало на мой. Хорошо, если это касалось только закуски. Но однажды  в жару, прибежав с улицы, я от души глотнула из стакана с "водой". Теперь понятно, почему я терпеть не могу спиртное. 

И пиво пить я бросила года в четыре. От него одни неприятности. По его и моей вине мы лишились телевизора. Раньше телевизоры стояли на ножках и меня играючи посадили на эту чудо - технику, с которой слезть я сама не могла. При этом я из стакана периодически пила пиво, налитое  то ли из-за отсутствия газировки, то ли с медицинскими целями, а скорее всего, его просто сунули, чтобы я  помалкивала. В общем, про меня забыли. И вспомнить должны были, только когда начнется очередная серия про Штирлица. Я не смогла дотерпеть до этого момента. Телевизор был испорчен. Отец потом постоянно ставил мне это в упрек. Телевизор в его доме с тех пор больше не появился, а в мочегонном действии пива я убедилась на собственном опыте и приобрела к нему иммунитет.

В детский сад я ходила редко. Видимо, так же редко, как  родители ходили на работу. Но иногда я там появлялась, и это расстраивало воспитателей. Нет, я не пакостила и не баловалась, я была ангелом, но меня постоянно забывали забирать из сада домой. То же самое потом происходило и с младшей сестрой, поэтому  я стала уводить ее сама.   Я любила  этот путь длиной в три квартала с Таней  за руку, сестренка не очень, но выбора у нее не было. 

Возможно, я не заботилась бы так о ней, но произошел случай, о котором мне трудно вспоминать. 

Танюше  было 10 месяцев, на дворе стоял ноябрь с типичными зауральскими морозами. Я сидела у бабушки в своем газетном «особняке», родители, очевидно, были  дома. Почему - то Таня   все время плакала - это было слышно за стеной. Через полчаса ее голос стал срываться. Я потянула бабушку домой посмотреть. Когда мы вошли, то увидели, что малышка совершенно голенькая, причем фиолетового цвета, сидит на полу в нетопленном темном доме в осколках стекла  и что - то находит среди  них  и ест.   Это была банка с вареньем, которую она разбила.
Мы не могли ее отогреть. На следующий день поднялась высокая температура. Мама поочередно с отцом носили ее на руках. Таня уронила голову на  плечо, и ее постоянно рвало. Плакать она не могла. Родители были трезвы, а я их ненавидела.
А дальше - больница, воспаление легких, много уколов, от которых остались ямки, даже   теперь ( прости, Татьяна ,за эту подробность). Сказали, что нам повезло с врачом, иначе бы ее не спасли. Я помню это из разговоров взрослых. И как же я   теперь трясусь за здоровье своих детей.

Я радовалась рождению сестры. Хорошо помню, как мама ее носила, хоть и было мне тогда около 4 лет. Мать в то время меньше пила,  частенько лежала со мной на кровати и болтала о всякой ерунде. Рассказывала анекдоты, причем, совсем не детские, а когда мы начинали смеяться, сестра толкалась в животе так, что пинок доставался и мне. 

А потом у меня появилась живая кукла. Видимо, взамен той, игрушечной. Когда в доме начиналась потасовка, я с умным видом заворачивала сестру и выносила на улицу от греха подальше. Там же я ее и кормила из соски не помню чем. 
Дрались родители смертным боем. Кажется, мать имела  опыт работы в СИЗО и поэтому рукопашные происходили на равных. Иногда на улице ко мне подходили люди, темное прошлое которых просто светилось на лбу, в глазах и других местах в виде татуировок, фраз, в походке. Они гладили меня по голове и сообщали, что знают мою маму. Это впечатляло. Потом эти люди могли появиться у нас в доме за столом, они же частенько принимали участие в боях. Мама уже давно не работала в милиции, коллеги ее не навещали, а вот подопечные не забывали, что понятно. Спасибо, мама, что на работе ты к ним не придиралась и тайком приносила папиросы. Возможно, это спасло нас от многих неприятностей. 

У нас с сестрой очень маленький опыт посещения детского сада. Будь бы побольше, может, я и не работала бы сейчас дошкольным педагогом. Тем не менее, есть, что вспомнить. Например, первую любовь. Жаль, имени не помню. Речь идет об одном  из братьев  - двойняшек. Одного я в упор не замечала, а другим увлеклась. Чем это можно объяснить, не знаю. Возможно, тем, что кровати у нас на сончасе стояли рядом.

Разговаривать нам не разрешали, лежать с открытыми глазами тоже. Более того, нас укрывали с головой одеялом, видимо, за день наши милые лица воспитателям очень надоедали. Но мы и в таких нечеловеческих условиях находили себе занятие.
Мальчик, может, и поспал бы, но кто же ему позволит!? Например,   я предлагала соревнование: "Кто громче хлопнет резинкой от трусов". Угадайте, кто победил? Правильно. Потому что ни у кого не было таких трусов и такой резинки. Все, больше ничего не помню. Даже утренники. 

А потом наступили последние четыре месяца детства в семье. Они совпали с обучением в первом классе школы № 45 города Кургана. Помню двойку по письму за домашнее задание. Не подумайте, что я их не выполняла,  очень даже выполняла, и ошибок практически не делала. Математику совсем не помню, видимо с ней  проблем не возникло, а вот письмо изрядно замучило. 

Нормального стола у меня не было, родительский всегда был заставлен и тетрадь к нему прилипала, а найти на печке, где я обычно обитала, ровное место никак не получалось. Несколько раз я пыталась выполнять задания на полу - результат тот же. И двойку получила за почерк. Так и написано было: "Ошибок нет. Почерк 2. Переписать". На следующий день опять та же история. А потом я просто в школу не пошла. Отец утром спросил: "Что не встаешь?". Я ответила, что не хочу. Вопрос закрылся. 

Родителей вызвали на беседу. Они ответили, так же как и я. С этих пор я стала ходить в школу по желанию. 

Дети, не смейте брать с меня пример! Тем более что длилось это не долго. Приближался 1979 год.  

Я до сих пор не знаю точно, когда это произошло. Почему - то кажется, что в ночь с 31 декабря 1978 на 1 января 1979 года. У кого бы спросить?  

Родители собирались в гости встречать Новый год. Тогда меня не удивляло, что их еще  приглашают. Я очень сильно просилась с ними. Сестру оставляли у бабушки, а со мной вопрос так и не был решен. Родители не возражали, но на улице стоял мороз в 40 градусов, ночью обещали до 43, а мне все-таки 7 лет. И, конечно же, я пошла.

В гостях помню, как поедаю чак-чак. Кружу около него как муха и таскаю медовые орешки. Ближе к ночи я стала напоминать маме о том, что в 8 утра ей нужно было обязательно явиться на завод. Она числилась на КЗКТ сторожем. 

В течение многих лет, пока не повзрослела, я винила себя в этой своей ответственности и пунктуальности. Кто знает, как все повернулось бы, не уйди мы тогда из гостей. А мы пошли. До дома было два квартала (или две остановки) пути. Мнения разделились. Отец предлагал идти пешком, мама агитировала за автобус. Она пути бы не осилила, так как была пьянее. Я стояла между ними и ждала окончания борьбы мнений. Каждый решил добираться по - своему. Меня спросили, с кем я. 
Как просто решается судьба. Как оказалось,   я выбирала между жизнью и смертью. Из двух пьяных родителей я больше доверяла отцу, и, несмотря на мороз, осталась с ним. Мама пошла к остановке. 

Помню, по дороге  мы встретили велосипедиста. Все бы ничего, но в новогоднюю ночь, да еще в 40-градусный морозой он вызывал особый интерес. Больше людей на улице не было. Мы пришли, и я отправилась спать к бабушке. Мне постелили фуфайку на полу у печки.

Проснулась я от яркого света в луже - я обмочилась. В доме был милиционер. Речь шла о 33 копейках. Оказалось, что у мамы в кармане нашли 33 копейки. Отец настаивал на сумме 3 рубля 33 копейки, и, видимо это было важно -  деньги отвлекали от самого страшного.  Маму сбило такси, когда она, выйдя на одну остановку раньше, чем нужно, переходила дорогу впереди автобуса, а не сзади, как полагается. Честно говоря, я до сих пор не знаю, как полагается. Я только знаю, будь я с ней, я держала бы ее за руку. 

Почему-то помню здание морга. Меня везут на опознание. Мы почти у цели, кафельные стены, и тут кто - то возмущенно спрашивает: "Зачем привезли ребенка?". Еду обратно. Маму не видела с тех пор, как расстались ночью. Ощущение, что она просто где-то задерживается, а то, что говорят кругом - это так, слова. 

Я сердита.  4 января я должна была попасть на первую в своей жизни елку в городском ДК. Там дают подарок, но  вместо этого поеду на похороны.   
Похороны. Совершенно нет слез. Меня спрашивают, нужно ли открывать гроб, он заколочен. Я понимаю, что должна сказать "да". А чувств совсем нет. Ну не верю я в происходящее! 

Оказалось, что там действительно  мама. Как будто спит, только рана на виске. Помню, что люди смотрят на меня и плачут, а я не знаю, что делать. Все слезы по ней я выплачу потом в детском доме. Там же, через десять лет, найдя своё личное дело, узнаю, что умерла она от черепно-мозговой травмы.       

2 февраля 1979 года - день поступления нас с Татьяной в детский дом. Меня убеждали, что детский дом - это как детский сад. Забавно, в садик я ходила редко и поэтому решила, что особых хлопот с детским домом у нас с сестренкой не будет. Прости, Таня, за мое легкое согласие…

Все оформили очень быстро. Тетя Аня, сестра отца, имела хорошие связи, работая директором крупного магазина. Благодаря ей мы с Татьяной не узнали на собственной шкуре, что такое детприемник - распределитель. Потом только слушали рассказы лысых детей, приезжающих оттуда. Лысыми были  и мальчики и девочки. Нечего вшей разводить. Обрастали дети уже  в детском доме. И вшей разводили там же. 

Итак, детский дом - это длинный узкий коридор с множеством дверей и кучей злобных, как мне показалось, детей. Мне сразу стало тоскливо. Я с радостью уехала бы домой, но бунтарского духа во мне никогда не было, я и теперь все невзгоды переживаю тихо, в себе. А тогда я вдруг почему - то сразу поняла, что, даже устроив дикую истерику, домой нам уже не попасть. Это читалось во взгляде тети Ани. Это я ощутила нутром... 

Об авторе: Ирина Новикова. Родилась я в 1971 году в зауральском городе Кургане. Там же и провела первые семь лет жизни. Успела поступить в 1 класс, но 2 февраля 1979 года наша с сестрой жизнь резко изменилась. С этого дня и до июля 1988 года моим домом стал Кипельский детский дом. Окончила среднюю школу с неплохим аттестатом, затем отучилась в педагогическом училище и посвятила свою жизнь дошкольникам, сначала работая воспитателем, а сейчас методистом детского сада. В 2001 году вместе с детьми и мужем переехала в Конаковский район Тверской области, где и продолжаю жить и работать. Четыре года назад я вдруг поняла, что воспоминания о моем не совсем обычном детстве могут быть интересны дочери и сыну, и тогда я впервые взялась за перо. Дети действительно их прочли, быть может, прочтете и вы.