Лимонов. Разочарование.

  Мне трудно было собраться и, наконец написать эту статью, но появление ее насущно необходимо, многие новые эмигранты просили меня написать ее, и для меня самого она также неотложна. Сознаюсь, я все ждал, что это сделает кто-то из лидеров оппозиции, но так и не дождался.

 Речь идет о разочаровании бывших советских граждан, воочию увидевших западный мир. Впервые за многие десятилетия герметизма и изоляции, на которые обрекла население СССР советская власть,— десятки тысяч людей смогли попасть за границу. Все они оказались наконец в благословенном, свободном мире.
 Разочарование налицо. И дело совсем не в том, сколько заявлений о возвращении в СССР лежит в советском посольстве в Вашингтоне. В конце концов, их написали самые слабые, истеричные, склонные к эксцессам люди. К сожалению, разочаровавшихся гораздо больше, многие из них ни за что не вернутся в СССР, есть и такие, кто и себе самому в разочаровании признаться боится. Большинство же открыто обсуждают эту проблему, собираясь большими и малыми компаниями на дни рожденья, новоселья и даже советские праздники. На Брайтон Бич, где поселилось более всего эмигрантов из СССР, они собираются вечерами кучками — говорят, спорят, обвиняют друг друга… Обсуждают эту проблему везде, кроме… нашей русской зарубежной печати.

                                 Почему же не понравился Запад?

 Во-первых, следует с самого начала, опровергнуть распространенное мнение о том, что 3-я эмиграция — это люди, выехавшие из СССР по политическим мотивам. В результате многочисленных бесед с новыми эмигрантами, эмигрировавшими на Запад в последние годы, мной установлены следующие небезынтересные данные:
 Едва ли около 5% эмигрантов составляют собственно диссидентов выехали из СССР на Запад, дабы иметь возможность здесь «выбиться в люди», т.е. причина недовольства жизнью в СССР, как ни странно, не совсем политическая, скорее экономическая.
 Из этих 95% большинство вообще надеялось как-то туманно «преуспеть» в западном мире. Следующую по многочисленности группу составляют люди, желавшие хорошо зарабатывать на Западе и жить с комфортом, т.е. их привлекал высокий жизненный уровень, достижения американской цивилизации. Врачи уехали, соблазнившись баснословными на Западе заработками людей своей профессии. Молодежь хотела элементарно повидать свет, поездить по миру. Кое у кого были в свободном мире богатые родственники и эти люди надеялись на их помощь. Немногие из уехавших, те, кому удалось каким-либо нелегальным способом вывезти из СССР заработанные в обход советских законов средства, стремились попробовать себя на частнопредпринимательском поприще. Журналисты, сценаристы, официальные и неофициальные писатели, соблазненные славой Солженицына.

                 

                        Ехали попытать счастья в свободный мир 

Едва ли это перечисление составляет даже малую часть причин, но именно этот конгломерат разнообразных побуждений эмигранты считали «свободой».

 Парадоксально, но никто, оказывается, не думал о политической свободе, не ехал в страну, где можно, наконец, выбирать путем демократических выборов подходящего главу государства, где суд контролируется общественностью, где… Этих причин я ни от кого не услышал. Возможно, исключение составляют ведущие диссиденты, желавшие стать на Западе оппозиционными функционерами, используя западные возможности влиять на СССР отсюда.
 Итоги эмиграции сейчас, спустя несколько лет после ее начала, когда уж, казалось бы, должен был пройти период недоумений и устройства, не утешительны.

 Немногие врачи, выдержав экзамен, стали и здесь врачами. Инженеры вынуждены работать рабочими. Немногие из тех, кто считал себя способным к частнопредпринимательской деятельности, сумели открыть и вести свое дело. У молодежи нет денег, чтобы ездить и смотреть мир, она пока едва зарабатывает на пропитание. Спекулянтам, фарцовщикам (я не вкладываю в эти слова осудительный советский смысл) нечего здесь перепродавать. Едва ли нескольким эмигрантам помогли богатые родственники. Те, кто лелеял литературные планы, узнали практически, что даже «свои» писатели редко живут здесь на литературный заработок, и те, кому не удалюсь попасть в славянские департаменты университетов, разбрелись грузить ящики или убирать магазины. Авантюристы столкнулись с закрытостью американского общества. Кое-кто из эмигрантов уже успел получить «Вэлфэр» (среди них есть и диссиденты), другие с надеждой подумывают об этом.

 Как я уже сказал, основное настроение эмигрантов — разочарование и даже злоба к Западу, не оправдавшему надежд. На глазах происходит значительное «полевение» бывших советских граждан, особенно молодежи. Появилась среди эмигрантов и знакомая по советским учебникам «классовая ненависть» к богатым слоям западного общества.
 Нет сомнений, что разочарование эмигрантов вызвано реальными трудностями жизни в западном мире, в котором эмигрант является простым человеком без привилегий и льгот, на которые подсознательно или сознательно надеялись все без исключения уезжавшие. За что льгот? За то, что приехали из Советского Союза? На это ответа я не получил.
 Многие эмигранты почему-то не представляли, что к комфорту и благополучию на Западе ведет упорный многолетний труд и бережливость. Казалось, стоит выбраться из СССР, попасть в этот рай земной, и все блага западной цивилизации обеспечены. «Западный миф» — представление о Западе, как о благословенном мире, почти идеальном обществе, был широко распространен. Реального представления у людей, живших в герметическом советском обществе, быть не могло. Информация была во многом «лирической» Аме


 Советские люди традиционно не верили советской пропаганде и ее примитивной критике западного общества, и в то же время, что греха таить, подвергались обработке западной пропаганды, в частности хорошо поставленной рекламы американского образа, жизни. Пропаганда эта, как и всякая другая, отнюдь не подчеркивает теневые стороны жизни в своей стране.
 Большую роль в стимулировании эмиграции сыграла и современная русская оппозиция, в частности влиятельные оппозиционные писатели, и больше всех, безусловно, Солженицын. Разоблачив, действительно, жуткие преступления сталинского периода, они поселили в населении СССР (в основном, среди интеллигенции) небезосновательный страх и беспокойство за свое будущее, желание бежать из страны на всякий случай. Характерны в этом отношении слухи, время от времени проносящиеся в СССР, что, мол, скоро миграцию «прикроют», возродят сталинизм.
 Встретил Запад эмигрантов неприветливо (я не касаюсь здесь судьбы эмигрантов особых, исключительных). В нехорошее для Запада время приехали эмигранты. Инфляция, дороговизна, безработица, неуверенность в завтрашнем дне, забастовки, борьба нахрапистых профсоюзов за свои права, а остальные — хоть пропади! Всякое повышение цен ощутимо ударяет эмигранта даже не по карману — по желудку. Зачем нужны блестящие, роскошные магазины, отели, рестораны эмигранту, если он не имеет возможности ими воспользоваться? Да, он в потребительском раю, где есть все, но он не пользуется благами этого рая. В Советском Союзе тоже существует имущественное неравенство, но там оно тщательно скрывается, упрятано за высокие заборы правительственных дач. Здесь имущественное неравенство выставляется напоказ. Непривычно бывшему советскому человеку обилие распустившихся люмпенов и преступных элементов. Привыкшие к власти, но и опеке государства над ними,— бывшие советские люди предоставлены самим себе, не умея плавать, они брошены в воду и, несмотря на помощь специальных организаций, приходится им нелегко.
 Некоторое отсутствие инициативы, предприимчивости, нормальное для советского человека, здесь оборачивается проигрышем, неудачами. Даже в сравнении с часто полуграмотными, но все же родившимися в «своем» капиталистическом обществе латиноамериканцами или даже выходцами из Восточной Европы, советские люди проигрывают, ибо не знают неписаных законов, привычек, нюансов западного мира. Обвинять их в этом неразумно.
 Требовать от них, чтобы они в короткий срок перестроились,— невозможная задача. Некоторые из них такой необходимостью травмированы. Многие и за два и за три года не перестроились. Потому-то эмигранты так много говорят об СССР — стране, которую они недавно покинули — постоянно сравнивают два мира, и из практического сравнения двух миров эмигрант порой заключает, что СССР не в такой степени плохая страна, а Запад не так хорош, как казалось из СССР. Когда приходит время платить за квартиру, он со вздохом вспоминает дешевизну квартплаты, газа и электричества в СССР, вздыхает он и обменивая доллар на два собвейных жетона, полдоллара, это вам не 5 копеек. То, что казалось агитационными приемами там, на бывшей родине, здесь порой обрастает плотью и становится доводом. И надо признать, множеству эмигрантов, которые не подвергались в СССР преследованиям, не сидели в лагерях и психбольницах, эмиграция кажется иной раз трагической ошибкой, личной неудачей. Труднее всего приходится интеллигенции. Более всего страшна не черная работа, страшна необходимость перестроиться психологически, стать не тем, кто ты есть, потерять себя. Парадоксально, но именно и ехали затем, чтоб сохранить или даже возродить себя. Быть не тем, кто ты есть, можно было и в СССР, с гораздо меньшими, впрочем, духовным затратами


 Из писателя, художника, чтобы уцелеть, эмигрант должен превратиться в человека иной профессии, а это и есть поражение и несвобода, потеря себя. К западному миру, конечно, можно приспособиться, но материальные, а, главное, моральные и психологические издержки эмиграции (разрыв с родиной, потеря родных, друзей, незнание языка, чужое закрытое общество, необходимость заново строить жизнь, завоевывать место в ней) значительно превышают выигрыш, особенно для людей пожилых, каковых среди эмиграции довольно много. Мне, лично, горько видеть седого поэта, получающего Вэлфэр, или писательницу, лепящую пирожки. Вот на это 3-я эмиграция не рассчитывала.
 Форм несвободы в этом мире множество. Это не только закабаление личности государством, как это имеет место в СССР. Американцы сами говорят о своей свободе так: «Я могу выйти на улицу с плакатом «Долой президента!», но я не могу выйти с плакатом «Долой моего босса!». Русским порою кажется, что американцы катастрофически увязли в работе ради существования, дрожат за свою работу, боятся ее потерять.
 Людям, жившим в Сов. Союзе, независимо от их национальности такой способ жизни пока непривычен. Должно пройти время, прежде чем каждый для себя подыщет форму включения в новую жизнь. Следует набраться терпения.
 Недавняя трагедия — убийство Елены Строевой в Париже вызвало множество откликов в русской печати Зарубежья. Ее друзья обвиняли даже себя!— не уследили, дескать, не окружили вниманием. Я думаю, они напрасно бичуют себя — виноваты не они — из рассказов римских друзей Строевой мне известно, что Запад чуть ли не с первых дней напугал и разочаровал — она хотела, видеть его иным. В Сов. Союзе, несмотря на преследования, она чувствовала себя нужной. На Западе она оказалась не у дел. Этот мир предстал ей холодным, жестоким и пустым. Вначале она отвернулась к стене, перестала выходить на улицу, а потом наступила трагическая развязка.
 Обвинять самих эмигрантов в их разочаровании или трагедиях я не склонен, разве что в легкомыслии, но вот тем, кто добивался эмиграции из СССР, следовало бы прежде добиться права на получение советским человеком всесторонней информации о Западном мире, включая и доступ к критике западного общества его оппозиционными партиями. Это, может быть, сократило бы количество эмигрантов из СССР, но и не увеличило бы количество несчастных людей в мире.

 Эдуард Лимонов «Новое Русское Слово» 21 ноября 1975 года