|
Пусто пусто, ветер дует сквозь глазницы
- вспоминаю
У него была коробка, куда он складывал непережитое. И когда
на душе было совсем пусто (или весело, этот парадокс он и сам не мог объяснить
словами, хотя прекрасно его понимал на невербальном уровне), коробка
открывалась, и он примерял то, что могло быть, но так и не случилось. Как
правило, это были беседы. Он брал одну — и улетал на берег, где масляная ночная
вода лизала грязный песок, потому что в природе воды естественно
касаться шершавым, с накипью, языком живого, а
кроме песка здесь давно ничего не было. Но и этого взаимодействия было
достаточно.
— Снова выдумки, — неодобрительно шипело пережитое в
коробке, маркированной как "память". — Опять будет выдумывать слова
за себя и за того парня, требовать лунную дорожку, а потом жаловаться на
бессонницу.
— Он просто еще молод, — отвечали золотые бирюльки. Они
лежали рядом в шкатулке из верблюжьей кожи, привезенной из Египта. — Если бы он
мог просто вспоминать — он бы вспоминал. Но он еще кое на что способен! —
бирюльки любили хозяина. А потом прилетал он. С набережной Невы реки, весь
хмурый, заросший, и с красными глазами. Он бережно перекладывал из своих
карманов "непережитое" обратно, при этом шипя в сторону шкатулки с
"памятью":
— Не дождешься!
И это звучало довольно зло из уст человека, которого все
считали вполне добрым, хотя и не без закидонов. Потом долго смотрел на телефон,
часы и
фотографии неизвестного города.
|
