|
Новосёлов Александр Петрович.
О Сытомино: «Когда-то оно называлось… Белый Яр».
...Когда-то мать здесь выросла, была привезёна с Тобольска. И вот когда они поженились в Сургуте с отцом, во время гражданской войны, – она уехала к отцу на Урал. И вот она 18 лет его сюда тянула, через 18 лет, в 38-м году в Сытомино приехали, я ребёнком был, восьмилетним.
...Когда-то оно называлось, мне мать говорила, – Белый Яр, а потом назвали Сытомино. Или, может быть, вперёд реку назвали – Сытомка, дак Сытомино стало. Этим вопросом я тоже задавался, но не знаю точно.
«Производства же никакого не было здесь».
...Тогда жизнь была совсем другая. Мы жили в Тугаске, 8 километров <от Сытомино>. Там люди занимались только рыбалкой и охотой. Ну, огороды садили себе. Производства же никакого не было здесь. Рыбу ловили, в сады садили, зимой выневаживали <ловили неводом> – на коней, да в Тюмень, в Тобольск рыбу везли. А там закупали продукты себе на зиму. Зимой охотничали. Но охотников-то было только двое – Загнетаев и Сумкин. Загнетаев-то помер в Сургуте, а Сумкина-то в армии убили.
«Вот Тугаска и назвали».
...Там жили Тугаскины, ханты. Вот Тугаска и назвали... Они тут вот жили, как русские. А тут только и было две семьи хантов-то. Они же, в основном, живут в лесу.
...Это место удобное, тут и выгон скота, тут рыба, пушнина, всё рядом было. А я жил тут вот, у Сумкиных. Вот тут сумкинский дом стоял, на берегу. Отец сети поставит тут вот, в окно смотрит – рыба попала, поехал, выпутал... В 38-м году, мы когда приехали, тут такая ягода была, вот в том бору, – три села брали! И приёмка на месте была. На месте принимали и в бочки. Конопатили и увозили на конях, машин то не было.
«А счас вон какой лес вырос!»
...Одна улица была. Три дома было на эту сторону и на эту три, и всё, вся и деревня. Вохмины жили, Сумкин жил, Тугаскин, Загнетаев... Тут вот яма, а в ей была малина у Иванова... вот ивановский дом был, Петьки Иванова, он тут и родился... Тут всё кустами заросло... Вот тут огород был Ивановский, вон дом стоял, около тех кустов. А дальше стоял Вохмина дом. А ещё туда дальше – шестаковский дом стоял. Всё поперевозили в Сытомино... Тут поле было большое, вишь – всё лесом заросло... от колхоза поле садили, это в 50-м году и позднее садили картошку... Скота много было. Вот лес стоит – тут двор был скотный. А счас вон какой лес вырос!
Это счас заливное место, а то есть тут два озера: озеро тут вот, около леса было, по ту сторону, – Банное, там бани стояли, возле него, и там, за Банным, небольшое озеро было – питьевое, воду пили. Всё изменилось...
Про отца: «Он пильщик был».
...От Сытомино здесь как заимка была. В колхоз отец ушёл рыбачить, рыбачил. Потом строить начали этот двор скотский, строил. Он пильщик был, верховик. 18 лет пилил. Ещё, уже перед смертью, вот зараза у человека была:
– Эх, Шурка, там, в Кушниковой, пилу хорошую продают!
Ему пилу ещё надо купить! А сам через год помер, у него с сердцем что-то неладно было.
«…в Ямскую школу – 7 километров».
...Мы ходили в Ямскую школу – 7 километров из Тугаски... вот, на ту сторону на лодке, а потом, вода уходит, – был мост через речку сделанный. Мы там неделю живём, а на выходной приходим домой. Выходной пробыли – обратно туда идём. В общем, я 3 <класса> закончил, в 4-й перешёл, и не бывал в 4-м... А беднота, отец не отдал, мне надо было сюда <в Сытомино> учиться ехать. На лыжи стал, да пошёл охотничать.
«Лису добыть не так просто».
Я с 12-ти лет начал охотиться... Ружьём и капканами. Сначала добывал одного горностая, лису не мог добыть – она сильно хитрая, а потом дошёл до лисы, расчавкал. А старые охотники не учат:
– Что, – говорит, – я тебе свой кусок хлеба отдам?
Вот так. Вот же сидит у меня в избушке, я по избушкам жил...
– У меня снега не хватат маскировать капканы.
– А у меня, – говорит, – остаётся.
Вот и возьми ты его! А потом я увидел, как его капкан стоит:
– А!
Дошло до меня, откуда снег он берёт. Лису добыть не так просто. Я помучился первые годы, крепко. Дойдёт до капкана – назад вернётся, то обойдёт капкан. Раз только шагнуть вот, в капкан! Нет, она обойдёт. Она нос-то несёт около снега. Обоняние-то у неё какое! Она не курит и не пьёт. Я-то курю, взял пальцами за капкан только, за голый, – вот тебе уже и отпечаток. А она же чует добре.
О ценах на пушнину и продукты.
...Килограмм в руки охотникам давали <хлеба>, рабочим давали 700 <грамм>. Война же шла. А потом не стали нам давать хлеб. Вот, что добудешь, сдашь – отоварят тебя... Как только пушнину сдал – и сразу получашь деньги. Красная лиса, рыжая, – 100 рублей, горностай стоил крупный 25 рублей. Но те деньги были... Что я счас на 100 рублей куплю?! Пачка папирос стоит 600 рублей.
А что раньше на 100 рублей можно было купить?
Да много бы купил я. Хлеб стоил ржаной 75 копеек, пшеничный 90. Так вот посчитай – сколько бы я на 100 рублей килограмм хлеба купил. Мешками стояла мука. Это выгодно было для государства, война же шла, пушнину-то за границу толкали, а мы же муку-то и сахар ели американский, нашего-то не ели. Этикетки на мешках – сало «Лярд» было, шпик, свиное.
...Приёмщик снабжал провиантом: дробь, порох, пистоны давал нам. На белку давал 32 грамма дроби. Всё же по весу. Вот здесь, на берегу, жил Менщиков, был такой приёмщик, рыбкооп принимал. Вот, заключи договор и сдавай – тебя снабжают.
...В Омульке жил я в избушке, в Очеинке. Неделю там живёшь. Поблизости нету, а по отдалённости уже есть. Осенью заезжаешь. Чего завезёшь – картошки возьмёшь, рису, крупы, а рыбу там добудешь, где убьёшь куропатку, где косача <тетерева>, где зайца поймаешь – всё же у тебя впереди.
...Я 10 лет охотился на лыжах. Счас не охотничаю, у меня ноги отказали.
О зверье и современных охотниках.
...Счас повыбили всё этими «Буранами» <снегоходами>, потом ещё наделали аэросани, всё повыхлестали. А горностая вообще нет – норка съела горностая, она одолела его. Норка появилась и всё кончила: ондатру, горностая, колонка... Ондатру завезли где-то в 38-м году, в Ханты завезли. И это она оттудава, по Салыму, спустилась сюда, я даже убивал из ружья здесь, под горой. А пока меня не было – её здесь расплодилось полно, счас её стреляют из ружей охотники.
Сейчас не осталось охотников?
Если сказать точно – профессиональных нет охотников. Всё вот эта молодёжь – на ружьё, догнать, на этих «Буранах» гоняют. Кака-нибудь лисица выйдет – загоняют её, не дают бедняге и пастись.
О Сытомино: «…меня тянет же, всё равно».
...А потом перешёл я на метеостанцию сюда. Я её и строил, вот эту метеостанцию, которая первая, на углу. Это где-то в 51-м году с Кушниковой дом мы приплавили, четверо нас было, я за бригадира, за 12 тысяч мы построили. А вот счас, я приехал, – уже вторая метеостанция, тут живут, в старой-то. Я гидрологом работал, с водой занятый был – меру, пробу, это летом. И прибор был у меня ещё, по шкале я отсчитывал. В общем, я 3 года отработал. Уволился. Прослышал про этот Арал <Аральское море>, что там массовый лов идёт ондатры. А я же охотник! Ну, я тут всё сдал, и мотанул туда. И 37 лет пробыл там.
И сюда всё равно вернулись.
Ну, меня тянет же, всё равно... У меня похоронены в Сытомино: отец, мать, жена.
|
| 
|
|
