Сквернословие

С. Виноградов, кандидат филологических наук

 Журнал «Наука и жизнь», №4, 1993 год.

 Одной из примет постигшей нас культурной катастрофы стало сквернословие. Оно гнездится не только в группках тусующихся тинэйджеров, и давно уже перестало быть «лингвистической прерогативой» пьяного грузчика в овощном магазине. Матерщина свободно и горделиво льется в коридорах и курилках престижных вузов, со сцены и экрана, со страниц нашей печати. Глубоким анахронизмом стало правило «не выражаться при дамах»: мат ныне неизбирателен по полу, и некоторые «дамы», особенно в нежном возрасте, способны заткнуть за пояс иного бомжа. Обвальное сквернословие вообще, по-видимому, спутник кризисных времен. Историк и мыслитель XVII века дьяк Иван Тимофеев среди пороков и грехов, которые привели к едва не погубившей Россию Смуте, упоминал не только ложь, лицемерие, дерзость клятвопреступлений, потерю любовного союза, ненасытное сребролюбие, безмерное употребление вина и обжорство, но и «зловонное произношение языком и устами матерных скверных слов». Конечно, было бы упрощением, говоря о сквернословии, все сводить к социальным или к идеологическим причинам. Инвективная (оскорбительная) и непристойная (выходящая за рамки принятого) лексика существует во многих языках и культурах. Именно из слов такого рода складывается лексический состав сквернословия, или мата. Это относительно небольшая («грязная дюжина», как говорят англичане) и замкнутая группа слов и выражений, на употребление которых в культурном сообществе накладывается табу. В эту группу входят наименования частей человеческого тела, прежде всего гениталий (так называемая лексика «телесного низа»), физиологических отправлений, полового акта, а также производные от них слова. Сюда же относятся некоторые оскорбительные лексемы наподобие слова, в своем основном значении служащего названием распутной женщины, но чаще используемого все-таки в междометной функции – при выражении всей гаммы человеческих эмоций: гнева, возмущения, изумления и даже восторга. Вокруг русского мата в обыденном сознании сложился целый ряд мифов. Самый устойчивый из них – представление о том, что наиболее циничные ругательства появились в период татаро-монгольского ига и привнесены в русский язык именно ордынцами. Это неверно: корни большинства нецензурных слов имеют общеславянское или даже индоевропейское происхождение. Кстати, имея столь древнюю историю, лексика, которая сегодня входит в зону табуирования, далеко не всегда осознавалась как неприличная. Например, одно из самых распространенных в наши дни ругательств – нецензурный синоним проститутки и производные от него слова свободно проникали в книжные источники еще в конце XVII века. Однако постепенно эти слова стали восприниматься как «срамные» и в 1730 году, как говорят специалисты, были запрещены в книжных источниках чуть ли не специальным указом. Второй миф, в чем-то противоположный первому, – убеждение в особом пристрастии к мату именно русских. Мол, уже в глубокой древности наши предки не могли обойтись без соответствующей лексики даже в ритуальных действиях, даже в свадебных обрядах. Действительно, у восточных славян, как, впрочем, и у других народов, в языческие времена существовал культ плодородия, вера в мистический брак земли и неба как источник урожая. Да, на русских свадьбах пели так называемые корильные песни, в которых содержались ритуальные оскорбления жениха (чтобы не пришлось избраннице корить его в будущей жизни), часто, на наш современный взгляд, непристойные. Естественно, подобные представления и ритуалы по необходимости должны были иметь свой особый словарь – однако тогда входящие в него слова не воспринимались как неприличные. И только по отношению к более поздним временам, когда с принятием христианской культуры плоть стали считать изначально греховной, а на лексику «телесного низа» был наложен запрет, можно говорить о ритуальном сквернословии, которое бытовало еще в прошлом столетии. Например, русский крестьянин, отпугивая нечистую силу, совсем не обязательно осенял себя крестным знамением, но, веря в то, что «черт матюгов боится», мог для «обереги» использовать нецензурную лексику. В наши дни сквернословие существует в разных проявлениях, как бы выступает в нескольких ипостасях. Прежде всего – это привычное сквернословие, свойственное людям с невысоким уровнем культуры. В этом случае матерные слова и выражения для человека, который их употребляет, никак (или почти никак) не отмечены, они входят в обычные словесные ряды их лексико-фразеологического тезауруса (словаря) и используются, можно сказать, автоматически – и как единицы именования соответствующих предметов и действий, и как междометия, выражающие разнообразные чувства, и как балластные наполнители речевого потока (подобно тому, как некоторые другие люди поминутно говорят: вот, так сказать, значит). Привычный мат – это абсолютное и законченное проявление бескультурья. Хотя он и связан с уровнем образования, но не напрямую: я, например, знал крестьян, за плечами которых было два класса церковноприходской школы, но для которых матерное слово было столь же противоестественно, как лень или плохая работа; в то же время мне известны привычно и уныло матерящиеся студенты, инженеры и врачи. Основная среда формирования привычного сквернословия – семья, основная причина – культурный вакуум, царящий в ней. Поэтому сквернословие так устойчиво: ребенок, который ежедневно слышит, как его родители «ласкают» друг друга забористым словом, почти наверное вырастет «матерноговорящим» и передаст эту привычку своим детям. Широко распространено так называемое аффективное сквернословие. Оно связано с выражением какого-либо чувства и обычно является эмоциональной реакцией человека на ситуацию, слова или поведение других людей, даже на собственные действия (кто-то, наверное, легко вспомнит слова, которые он произносит или хочет произнести, когда, изо всех сил ударяя молотком по гвоздю, попадает себе по пальцу). Часто, хотя и не всегда, аффективный мат представляет собой оскорбление. Кстати, существует точка зрения, согласно которой именно возможность снятия сильного психофизического напряжения за счет употребления запретной лексики как раз и является основной причиной ее существования. Причем чем сильнее табу, тем большую эмоциональную разрядку приносит нарушение запрета. Поэтому, дескать, в разных культурах создаются и, естественно, табуируются оскорбления того, что является священным или жизненно важным для данного этноса: у русских это оскорбление матери (в славянских культурах ценится родство по материнской линии), у католиков – Мадонны и т.д. Наиболее оскорбительное выражение, бытующее у чукчей и эскимосов, можно перевести примерно так: «Ты – неумеха». Английский медицинский журнал прошлого столетия писал: «Кто первым на свете обругал своего соплеменника, вместо того чтобы дубиной раскроить ему череп, тем самым заложил основы нашей цивилизации; ведь если вы кому-то наступили на мозоль, он вас или ударит или обругает, то и другое одновременно вряд ли возможно». Хотя последнее утверждение весьма сомнительно, мат как разновидность аффективного поведения реально существует. Но и он, разумеется, находится за пределами «культурной рамки» общения. Кстати, это хорошо понимают и сами носители языка, причем далеко не только самые интеллигентные из них. В результате предпринимаются попытки (это характерно и для детской среды) вытеснить нецензурные слова, заменить их другими. Именно в этом причина распространения слова блин в своеобразной междометной функции: «Вот, блин, опять не получается». И, хотя здесь присутствует явный и нескрываемый фонетический намек на «первоисточник», это все же не грязное ругательство. Еще одно из проявлений сквернословия – намеренный эпатаж, вызов обществу, потуги разрушить общепринятые правила приличия. Диапазон этой разновидности мата весьма широк – от элементарного лингвистического хулиганства, надписей на заборах и в туалетах до манерно-циничных (на публике) выступлений некоторых представителей интеллигенции и, так сказать, произведений искусства – книг, кинофильмов, спектаклей. Да, в текстах великой русской литературы немало строк и строчек, где соответствующие слова даже в академических изданиях стыдливо заменялись отточиями. Но разве есть что-нибудь общее между ними и матом в угоду моде, для создания ореола скабрезной скандальности или просто потому, что иначе говорить не умеют? Мат – это, увы, объективная суровая реальность. Отчетливо осознавая это, должны ли мы занять безучастную позицию? Вряд ли. Ведь сквернословие не только оскорбляет других людей, но и разрушающе действует на самого человека: мат как бы становится частью его менталитета. Человек начинает смотреть на мир сквозь сетку, узлы которой связаны из матерных слов, и мир этот удручающе примитивен, поскольку все многообразие жизни низводится в нем до простейших отправлений. Нет и не может быть каких-то универсальных рецептов излечения от сквернословия. Ясно одно: это возможно только при значительном (на порядок, на несколько порядков) повышении культурного уровня как общества, так и отдельного человека. Не нужно тешить себя иллюзиями: спившегося люмпена или проститутку с площади трех вокзалов никто не научит говорить на другом языке. Но многое можно сделать в микроколлективе – в классе, студенческой аудитории и особенно в семье. Давайте будем нетерпимы к сквернословию – наложим на него полный и не подлежащий обсуждению запрет.