Век информационного хаоса

Век хаоса

— Половина не читает, а другая половина — что, читает? — рассуждает писатель Захар Прилепин. — Думаю, мы себе льстим. Читает книги процентов 7-10 населения, остальные 40% лукавят для поддержания реноме. Но… Половина россиян действительно читает — просто по большей части читает социальные сети.

Человеку хочется, чтоб с ним пообщались, чтоб ему ответили. От Александра Сергеевича и Льва Николаевича. Да что там, даже от Эдуарда Вениаминовича или Дмитрия Львовича этого не дождёшься.

Писатель — он всегда как бы над. А человеку хочется, чтоб он был на равных с сочинителем. Он же не глупей! Чтобы он мог лайкнуть, нахамить, ввязаться в спор — при этом не особо напрягаясь. А что толку лайкать «Тараса Бульбу» или даже хамить по поводу этого сочинения — всё равно на тебя никто не отреагирует.

В общем, диагноз несложный и нехитрый: некоторое упрощение модели сознания, конечно, наблюдается. Иногда это называют разжижением мозгов. Человек пребывает в тихой уверенности, что живёт в «век информации», что «каждый день узнаёт что-то новое», — при этом количество образованных людей стремительно падает. Возможность за секунду получить краткую справку в Википедии не делает нас интеллектуалами. Причина в том, что мы живём вовсе не в век информации, мы живём в век информационного хаоса. И никто из нас не станет иным, оттого что проведёт сорок тысяч часов в Фейсбуке. А вот любой человек, прочитавший 20 томов русской классики или наугад 20 томов француз­ской, — это уже другой. Другой!

Юлия Шигарева, «АиФ»: Захар, а может быть, прав был режиссёр Карен Шахназаров, сказавший, что мы присут­ствуем при закате цивилизации читающей?

Захар Прилепин: А что появляется тогда? Цивилизация зрителей? Но, чтобы зрители что-то смотрели, для них должны поработать те, кто умеет читать. Что ты ни делай, а лучшее кино всё равно делают люди с некоторым, чаще всего весомым, запасом гуманитарных знаний.

Я вам больше скажу. Да, у нас в России, по большому счёту, провалилась оппозиционная активность. Она, конечно, провалилась не навсегда и вернётся с новой волной социального недовольства. Но что характерно было для тех митингов? Что ими руководили люди, которые как минимум читают. Там вообще по большей части были писатели и публицисты на трибунах. Писатели Быков и Акунин, публицисты Парфёнов и Кашин управляли митингом «против». Публицист Кургинян и писатель Проханов — митингом «за». У писателя Лимонова был свой, отдельный митинг. А всем этим процессом пытался заниматься ещё один писатель по фамилии Сурков.

Кто в конечном итоге Навальный? Он блогер — проще говоря, публицист, социальный аналитик. И, кстати, очень начитанный тип.

К чему я веду? К простому выводу: будущее будут определять люди, которые сами сочиняют себе речи. Когда политик и его спичрайтер — одно лицо, мы можем надеяться на то, что с нами разговаривает человек, отвечающий за свои слова, выстрадавший их, придумавший их. Он — интеллектуальная единица. Мы можем сколько угодно говорить, что живём в цивилизации денег, но вот увидите — выиграет на очередном витке не обладатель нескольких тонн купюр, а гуманитарий с идеей в голове, который предварительно «сожрал» тонну книг. И все миллионеры, и вся их охрана, и все их связи — всё пойдёт прахом.

Потому что в начале было Слово, а не рубль.

Разлад идеалов

— Молодое поколение, которое растёт в квартирах без домашних библиотек, — каким оно вырастет? Человек, не читающий книг, — что у него отмирает за ненадоб­ностью?

— Наверное, отмирают какие-то зоны мозга. Вы замечали, что читающий (то есть сложно мыслящий и сложно рефлексирующий) человек элементарно более красив? Мальчик — в любом возрасте более красив, если у него работает мозг. Да и девушка (лет после, скажем, 25-30), как только с неё волшебный юношеский пушок слетает, тоже существенно хорошеет, если умеет думать.

Хотя, если общаться только с такими же, как ты, эти д­остоинства не очень заметны. Тут, впрочем, таится ещё один важный момент. Читающий человек может общаться с кем угодно, а нечитающий — только с себе подобными.

Значит, то, что с нами происходит сегодня, — безусловно, отрицательная селекция. Вы что-то читали в детстве, а ваш ребёнок уже ничего не читает. Ваш ребёнок будет глупее вас, а ваш внук — глупее вашего сына. Так целые народы теряют право на территорию и даже на язык.

Потому что язык — это не только несколько десятков тысяч слов, которые мы помним (на самом деле обходимся минимальным запасом), а пространство национального мифа, национальной поэзии, национальной культуры. Нация, разучившаяся читать, забывшая собственную мифологию, строчку Есенина — или подменившая это суррогатом, — превращается в толпу, кучкующуюся на куске земли — и то по недосмотру соседнего народа.

Вы скажете: а в XV веке наверняка не читало 98% населения. Да. Но тогда 99 из 100 русских людей знали на память 100 песен, 100 поговорок, 100 сказов — они изначально и неотторжимо жили в мифо­поэтическом пространстве, а не в Сети. И априори не мыслили себя вне русского языка и культуры, к которой на незримом уровне успевали приобщиться, слыша материнские колыбельные, речь стариков и участвуя в сельскохозяйственном обороте, всякое действо в котором тоже было глубоко опоэтизировано и вписано в словарь.

Мы же — слушатели «Радио Шансон» и, кого там, Филиппа и Стаса — всерьёз думаем, что с тех пор человечество и мы сами стали умнее. Да мы просто убогие по сравнению с ними! Если бы мы послушали, что пели люди за столами лет 200 назад, и сравнили бы с тем, что поют сейчас, — мы должны ужаснуться своей деградации. Мы не просто мыслить стали хуже — мы чувст­вовать стали топорнее. Посудите сами: кто лучше чувст­вует — человек, который поёт «Ой, то не ветер, то не ветер» или который плачет под…? Ох, я даже не буду эти песни цитировать, у меня челюсти сводит от брезг­ливости.

— А нынешняя система образования — она кого растит: людей, «заточенных» на построение великой страны? Или информированных потребителей?

— Дело не столько в системе образования, сколько в дичайшем разладе между нашей сугубо материалистической практикой, ставкой на успех, непрестанным потворством всяческим своим прихотям и желанием иметь национальную идею — что вообще немыслимо без хоть какого-то запаса идеализма. Но с идеализмом как раз кошмарные проблемы: мы не читаем ровно потому, что мы — прагматики. То есть мы сами так о себе думаем. Любого спроси: отчего не читаешь? Ответит: некогда. Возвращался я только что из Москвы в Нижний — выезд в 16.45, прибытие в 21, делать, собственно, всем нечего. В поезде, замечу, едут горожане, представители двух крупнейших мировых мегаполисов. В вагоне более 40 человек с доходом выше среднего сидит и 5 часов смотрит в окно. Но спроси: отчего не читают? Снова скажут: так много дел, так много забот, совершенно некогда.

Есть только время на просмотр сериала в 172 серии и, конечно же, футбольных матчей.

Поймите, я никого не хочу уязвить, но, если меня спросят, отчего я не смотрел последний самый модный американский сериал, я не буду врать, что у меня нет времени, нашёл бы время, если б хотел. Я скажу, что мне жалко времени. А другим жалко времени на чтение. Ну так пусть не врут про свою занятость.